– Не дает! – повторил за Курочкиной дед и со всей силы ударил кулаком по столу.

– Вот видите! – обрадовалась Курочкина. – Сразу видно, что человек отогрелся моим теплом и любовью и тем же мне отвечает.

– Наливай! – скомандовала Ленка Эдику и тут же отвернулась, чтобы он не заметил выступивших у нее на глазах слез.

Что со мной происходит, не понимала Ленка. Что я трясусь как лист пред травой? Чем она меня так уела? Или это не она? Конечно, не она. Серый! Как он мог? После всего, что между нами было. Но при чем здесь он? Он волен делать все, что ему заблагорассудится. Наконец волен! Свободен безгранично! Но бог видит, я в этой свободе не виновата. Я этого не хотела изо всех сил. Я даже представить не могла... Всем – только хорошего, и пусть все будет как будет. Его Катя портфель за ним носила, а что я? Я бы тоже хохотала над своей обосранной жизнью. Я бы тоже не простила... Что я говорю?! При чем здесь я? А Серый, гад, каков? Веселый, блин, вдовец! Или, наоборот, невеселый? И эти постельные радости только от обиды, от отчаянья? Отчаявшийся Серый? А почему бы и нет? Ему нужна моя помощь. Кто, если не я? Но я не могу больше здесь оставаться, мне надо в Москву! Теперь-то я точно знаю, что мне нужно ехать в Москву. Серый сказал, что мне туда надо! А сам? Как художник художника! Так, что мурашки по телу. Что я тут делаю, господи? Правильно сказала Курочкина, на двух стульях сижу...

Зал заметно опустел, каждый, кто хотел спеть, уже это сделал, оркестр затих, и даже конферансье нигде не было видно. На сцену вышел местный диджей и включил старый, видавший виды магнитофон. Зазвучало танго.

Курочкина вскочила, обвела ястребиным взглядом зал и, выбрав себе последнюю на этом празднике жизни жертву, двинулась по направлению к ней.

За дальним столиком в полном одиночестве сидел молодой бородатый парень. Ленка слышала от кого-то, что этот бородач, несмотря на свою молодость, был известным бизнесменом, королем местных бензоколонок и по совместительству еще и спонсором конкурса.

Надо отдать ему должное, упирался он отчаянно, но Курочкина была проворней. Сначала руки, а потом и ноги стали летать над ее головой, словно четыре смешные птицы, и бензоколонщику ничего не оставалось делать, как только принять ее вызов. Потоптавшись какое-то время рядом, он от греха подальше отошел в сторону, а Любка, не сразу заметив его отсутствие, продолжала развлекать публику в одиночестве.

Растянута она была профессионально, и вскоре ее нескромные па стали напоминать движения матерой физкультурницы. Любка пару раз прошлась по залу колесом, прогнулась в мостик из позиции стоя, упала, сделала кувырок через голову и по-пластунски поползла прямо на бензоколощика. Бензоколонщик пятился до тех пор, пока не уперся спиной в стену. Любка настигла его, ухватилась мертвой хваткой за ногу, приподнялась и стала пытаться зубами расстегнуть ремень на его брюках.

Зал стонал от смеха, король слабо отбрыкивался. И неизвестно, удалось бы бедному мужику отбиться от Курочкиной, но музыка внезапно кончилась, и Любка, потеряв к своей жертве всякий интерес, направилась к выходу.

Потом она что-то вспомнила, вернулась, сняла со спинки стула серебряный палантин, и тут ее взгляд остановился на Эдике. Любкино лицо тут же оживилось, движения стали более осмысленными, и она, намотав на шею Эдика свою роскошную удавку, потянула его за собой.

Снова заиграло танго, вокруг послышались аплодисменты, и Эдик, наученный чужим неудачным опытом, отказать Курочкиной не рискнул. Церемонно раскланявшись на все четыре стороны, он звонко щелкнул каблуками и последовал вслед за ней.

В отличие от бородача, Эд легко с Любкой справился, и их танец мог бы даже произвести вполне благоприятное впечатление, если бы не скомканный финал. Музыка еще не стихла, но Любка на что-то разозлилась и набросилась на Эдика с кулаками.

Ее быстренько оттащили. Она захохотала. Потом зарыдала и пошла искать утешения у бензоколонщика.

Эдик вернулся к Ленке и сел рядом.

– Как ты, – спросила Ленка, – живой?

– Да вроде, – ответил Эдик, – а ты как?

– Хорошо, – соврала она.

– Не замерзла?

– Замерзла.

– Пить будешь?

– А разве что-нибудь осталось?

– Сиди здесь. Я сейчас принесу.

Эдик ушел в глубь помещения и скрылся за дверями уже не работающего в столь поздний час буфета.

Ленку мгновенно опять начали терзать неразрешимые вопросы. Зачем я здесь? Что вообще здесь делают все эти люди? Что может мне помешать встать и уйти? Добраться до гостиницы, собрать свои манатки и рвануть в Москву. Или мне все-таки нужно остаться? Или я еще нужна здесь? Помогите, люди добрые, решение принять. Господи мой Боже, Богородица пресвятая, хоть вы дайте знак!

Напротив сидел бородатый бензоколонщик. Рядом на стуле, положив голову ему на колени, мирно посапывала Курочкина.

– Хотите, я отвезу вас в Москву? – прокричал он Ленке через все столы.

Вот оно, подумала Ленка, свершилось! По щучьему велению, по моему хотению. Провидение, оно такое, оно не подведет, оно подскажет, под спинку подтолкнет, под белы рученьки в охапку... В Москву, сестры мои, в Москву! Будем работать и работать как проклятые. Ковать свое скромное счастье. Какое облегчение, как камень с души... Я найду тебя, Малыш, я тебя из-под земли достану! Карлсон такой! Карлсон все может! Жужжи-жужжи, моторчик резвый, неси меня скорей через тридевять земель!

– Хочу! – Ленка резко вскочила с места и тут же снова села. Ноги были совершенно ватные и почти не слушались ее.

– Подождите пару минут, – воспользовался паузой бензоколонщик, – я только пристрою вашу подругу...

Он взял Любку на руки и бережно, как маленького ребенка, перенес на близстоящий диван. Курочкина слабо хрюкнула во сне и отвернулась лицом к стенке.

Парень подошел к Ленке и подал ей руку, чтобы она, вставая, могла опереться на нее. Но Ленка, не трогаясь с места, потрясла ее с чувством глубокого удовлетворения:

– Меня зовут Лена, а вас?

– Андрей.

– Ну просто очень, очень, очень...

– И мне тоже очень приятно.

– Так что же мы с вами тут стоим? Верней, сидим? – Ленка решительно поднялась, опершись на его руку.

За воротами парка их ждал маленький, неизвестной породы джип. Андрей открыл перед Ленкой дверь, но она, прежде чем упасть на переднее сиденье, почему-то оглянулась и увидела яблоко, которое катилось за ней следом.

– Бедное, как ты здесь оказалось? – пробормотала Ленка и подумала, что в последнее время мужики и яблоки всех мастей преследуют ее с маниакальным постоянством.

Когда яблоко поравнялось с ней, она подняла его и, пытаясь согреть, часто-часто на него задышала.

– Почему я медлю? – Ленка говорила сама с собой, и то ли от звенящей высоты своего голоса, то ли от холода, ставшего еще более ощутимым, она вдруг почувствовала, что ее снова охватило внутреннее какое-то истеричное беспокойство. Что я делаю? Зачем? Уж так ли сильно надо мне в эту Москву? Кто меня там ждет? Кому я нужна?