Серена медленно повернулась к нему лицом. Глаза ее отливали серебром при тусклом свете фонаря на стенке кареты.

– Я снилась вам?

– Постоянно.

Она тряхнула головой и устремила на него сияющий взгляд.

– Почему?

Джонатан с шумом выдохнул. Он изничтожал себя тысячу раз за прошедшие шесть лет, и она об этом знала. Если он скажет сейчас, что так было потому, что он любил ее, потому, что никогда не переставал ее любить, что его привязанность к ней никогда не умирала, она не поверит ему ни на секунду.

– Я никогда не забывал вас, – произнес он вместо этого. – И никогда не прощал себе того зла, которое причинил вам.

Она коротко рассмеялась – горьким смехом.

– Слишком поздно для таких признаний.

– Если бы я знал, что вы остались живы…

Голос его смолк. Что мог бы он предпринять, если бы знал, что она жива?

Все могло бы сложиться иначе.

Ему следовало бы подняться на палубу корабля, который отплывал в Антигуа, на другой день после смерти своего отца, вот что он должен был сделать.

День, когда он был вынужден нанести ей удар, день, когда он отвернулся от нее, несмотря на то что в глазах у нее горело страстное желание, да, именно в тот день разум его лихорадочно работал, изыскивая возможности для них обоих оставаться по-прежнему вместе. Он повел себя как последний трус, не ответил отказом на предложение отца отречься от нее публично, однако все еще обдумывал способы порвать со своей родней и остаться вместе с Сереной.

– Я хотел попросить у вас прощения.

Джонатану до боли хотелось протянуть руку и коснуться ее нежной округлой щечки, провести пальцем по шелковистой коже, однако Серена съежилась в тесном пространстве между мягкими бархатными подушками сиденья и окном кареты. Строгая и холодная, она явно не хотела, чтобы он дотрагивался до нее.

– Но было уже поздно. Я не знал, что вас так быстро отправят обратно в Вест-Индию. К тому времени, когда я получил возможность явиться с повинной, вы уже покинули Лондон.

Серена не ответила. Этих его слов явно было недостаточно. Обычное «я хотел извиниться» не могло преодолеть воспоминания о шести годах тоски и чувство неприкаянности. Он это понял. Но, Господи, как же он хотел, чтобы она его простила…

– После того как вы исчезли, мне часто снилось, что я где-то встретил вас случайно и попросил прощения.

– И я даровала его вам?

– Никогда, – скривив губы, ответил он. – Только посмотрев на меня, вы исчезали во мгле.

Серена в ответ издала невнятный звук, нечто среднее между смешком и всхлипом.

– Вы так и не попросили у меня прощения, – заговорила она. – Сны не в счет, хотя бы потому, что я не могла реально присутствовать ни в одном из них.

И выходило теперь, что он хотел получить прощение не только за то, как он повел себя шесть лет назад, но и за то, как вел себя после ее отъезда.

Джонатан превратил свою жизнь в хаос. Он сделал это по своей воле, думая о Серене каждый день. Он пошел по необычной для него, но совершенно определенной дороге саморазрушения. Она не захотела бы взвалить на свои плечи такой груз, и он не мог осуждать ее за это. То была его собственная ошибка, только его вина.

– Нет, я не попросил у вас прощения, – согласился он.

– Сделаете ли вы это?

– А если сделаю, вы даруете его мне?

Она устремила на него скептический взгляд.

– Достаточно ли у вас смелости, чтобы просить меня высказаться? Я не понимаю, почему вы нуждаетесь в ответе заранее. Ведь это нарушает самый принцип, самую основу апологии как таковой, не так ли?

– Серена, – забормотал он, борясь с желанием сжать ее руку в своей, – если я попрошу вас о прощении сейчас, вы не даруете его мне.

– И вы считаете, что поняли это?

– Да, я это понимаю. – И он понимал. Она не была готова простить его. Пока еще нет. – Я узнал, что вы утонули в море, через месяц после того, как впервые увидел вас во сне.

Это было тогда, когда тяга к саморазрушению в одну из бессонных ночей вспыхнула в нем с силой разбушевавшегося огня… Тогда он и поспешил уехать в Бат, где натворил немало бед.

Выражение грусти промелькнуло на лице Серены.

– Мне известно, что требования вашей семьи по отношению к вам, Джонатан, были очень высокими.

– И все-таки…

– Как я могу простить вас? Не только за то, как вы поступили со мной, но и за те безумства, какие вы творили в течение прошедших шести лет?

Джонатан услышал боль в ее голосе, она царапнула его душу с той же неожиданной остротой, с какой царапают кожу вроде бы совсем мелкие, но опасные осколки стекла… Почему он не остановил их? Своего отца и брата? Светское общество в целом, которое высмеивало ее за то, что он сделал с ней? Если бы он только мог защитить ее от всего этого. Он был еще таким молодым, совсем юнцом. Если бы такое произошло теперь, все было бы совсем по-другому.

На следующий день после того, как старая мегера обнаружила, что они занимаются любовью в ее бальном зале, отец и брат Джонатана вызвали его на разговор. Вопреки неприятным событиям прошедшей ночи, он явился в кабинет к отцу в прекрасном настроении, поскольку жениться на ней он мечтал с того самого дня, когда в первый раз овладел ею, а теперь понимал, что иного выхода, кроме как сделать своей законной супругой, у него нет – и устроить это надо как можно скорее. Он и предполагал, что отец и брат намерены обсудить свадебные планы, но вместо этого отец провозгласил:

– Больше не смей встречаться с этой маленькой шлюшкой.

Джонатан, потрясенный, застыл на месте. Столько аргументов кружилось у него в голове, что он не знал, с чего начать.

– А как насчет моей ответственности перед ней? Насчет правил благопристойности и морали? Она вовсе не шлюха, она благовоспитанная леди из хорошей семьи. И я люблю ее. И буду встречаться с ней, что бы вы ни говорили.

– А ты, ты, сбившийся с пути молодой жеребчик, рожден в Стрэтфорд-Хаусе и должен вести себя соответственно, – продолжал отец. – И я не желаю видеть тебя здесь до тех пор, пока не уляжется буря. Возможно, тебе будет дозволено вернуться в Лондон через год, но до тех пор исчезни.

Ну уж на это у него найдется ответ.

– Я не уеду. Никуда не уеду без нее.

Его старший брат Джервайс, который до этого стоял за спиной у отца, прислонившись к стене в свободной позе, вмешался в перепалку:

– Опомнись, Джон, она премилое создание, но ведь ты из рода Дейнов, слава Богу. Яснее ясного, что никто из ей подобных не заслуживает твоего беспокойства.

Джонатан молча поглядел несколько секунд на Джервайса, потом снова переключил внимание на отца.