– Это божья обитель. Не говори так!

Он дьявольски расхохотался, не сводя с нее горящих страстью глаз.

– Да, ты же у нас свет! Свет ты, и тьма я! – он протянул руку и сорвал накидку с ее головы. Золотые волосы рассыпались по плечам и засверкали в свете молний. – Как тебе удается оставаться все такой же молодой и такой же безнадежно красивой? – голос у него охрип и стал ниже. – Как?

– Просто я живу по законам божиим! Вот и все! – она не стала поправлять волосы, сочтя это ненужным кокетством. – О чем ты хотел со мной говорить?

Откинув полу плаща, он сел на краешек стола, откровенно любуясь ее красотой.

– Ты и в черной убогой рясе дивно хороша, а если тебя одеть в королевский пурпур?

Фелиция вздрогнула.

– Ты хочешь стать королем?

– Хочу! И хочу, чтобы ты была моей королевой! – напор в его голосе мог смести любые возражения.

Но Фелиция не дрогнула.

– Я монахиня, а монахини не становятся королевами.

– Значит, ты станешь первой!

Фелиция отрицательно покачала головой.

– Не хочешь? Стать виконтессой ты не захотела, королевой тоже не хочешь. Чего же ты тогда хочешь?

– Виконтессой не хотела меня видеть твоя мать, – тихо поправила она его. – А я сделала для этого все, что могла.

– Все, что могла? – зловеще переспросил граф, и глаза его опасно засверкали.

– Да! Думаешь, мне было легко уговорить отца и брата дать согласие на брак с одним из самых опасных для нас семейством королевства?

– Моя мать давно уже за все заплатила. И забудем о ней. – Фелиция с ужасом уставилась на него, но он спокойно продолжил: – Но когда я предложил тебе бежать, ты меня отвергла!

Фелиция с мрачной гордостью откинула голову назад и открыто посмотрела ему в лицо.

– Я отказалась стать твоей любовницей! Потому что ничего другого ты мне не предлагал!

Он замер, недоверчиво изучая ее лицо.

– Неправда! Я просил тебя стать моей женой.

– Но не тогда, когда примчался ко мне среди ночи в такую же грозу и приказал собираться!

– Я просил!

– Нет, приказал! О любви и венчании речи не шло.

– Я спешил, я боялся, что нас поймают.

– А я боялась позора.

– Ты никогда мне не доверяла!

– Да, я тебе не доверяла! – горестно подтвердила Фелиция. – Твоя семья всем известна своими предательствами. Разве не так же твой дядя поступил с Орландой Кросби? Он поклялся ей в любви, пообещал жениться, тайно увез ее из дома, обесчестил и бросил. Она умерла от стыда и позора в этом монастыре.

Граф потемнел и с трудом выговорил сквозь стиснутые зубы:

– Так это все из-за не сказанных тогда пары слов? Столько лет горя и мучений только потому, что я торопился и не успел их тебе сказать? Ты меня отвергла из-за такой ерунды? – он с ненавистью впился взглядом в ее бледное лицо.

– Не надо смотреть на меня с таким презрением, Джон, – тихо попросила его Фелиция, – ведь это ты не сказал того, что было нужно, а не я. Почему ты всегда ищешь виноватых?

Он спрыгнул со стола и принялся метаться по келье. Она с болью следила за его стремительными шагами.

– Может быть, потому, что так легче жить? Иначе бремя вины станет невыносимым? – потребовал он ответ у темноты, прекрасно его зная. Потом остановился у стола и прямо спросил у Фелиции: – Но если бы я сказал тогда такие нужные тебе слова, ты бы ушла со мной?

– Да, – она ответила прямо, не колеблясь. – Тогда я тебя любила.

– А сейчас не любишь?

Она прочла краткую молитву и обратила взор к алтарю.

– А теперь я божья невеста.

Граф взорвался.

– К черту этот монастырь! Я до сих пор неистово тебя люблю! И ты поедешь со мной! Хочешь ты этого или нет!

– Я с тобой не поеду! – это прозвучало не менее твердо и решительно.

– А что ты можешь сделать? – граф спросил это с веселым удивлением, не понимая, кто может ему воспрепятствовать. – И эту паршивку Агнесс я найду, не надейся ее спасти.

Фелиция величественно поднялась.

– Помнишь тот кинжал, что ты мне подарил? Помнится, себе ты сделал такой же. Ты еще поклялся, что убьешь им себя, если со мной что-то случится.

Граф с подозрением уставился на ее спрятанную в складках рясы правую руку.

– Ты хочешь сказать, что он у тебя?

– Да. И если ты посмеешь приблизиться ко мне, я воткну его себе в живот. В сердце его вонзить я не успею. Мне придется умирать долго и мучительно, но на все воля божия.

Он отпрянул.

– Я этого не хочу!

– Тогда не подходи ко мне! – ее голос зазвенел и сорвался.

Граф вспылил:

– Ты всегда заставляла меня плясать под свою дудку! Если б мы были женаты, я сейчас беззаботно сидел бы в нашем доме, вокруг меня бегало бы пять-шесть детей, а ты мирно и царственно руководила бы нашим маленьким королевством.

– Я так не думаю, – печально возразила ему Фелиция. – Скорее всего, я была бы давным-давно тобой забыта, заперта в этом твоем ужасном замке, а ты развлекался бы с какими-нибудь доступными девицами. Разве не так поступали все твои предки? Им слишком быстро надоедали собственные жены.

– Никто из них не был женат на любимой женщине, – зло возразил он.

– Любовь быстро проходит, Джон.

Он остановился прямо перед ней и потребовал ответа:

– Но ведь у нас она не прошла?

– Посмотри правде в глаза, Джон. Ты любишь меня до сих пор только потому, что я недоступна. Да и не любовь это. А страсть. Которая превратилась у тебя в навязчивую идею. Ты не вспоминал обо мне столько лет. Что же случилось теперь?

Сказать, что с утратой кольца с него стал спадать колдовской морок и возвратились нормальные человеческие чувства, Контрарио не мог. Коварно предложил:

– Хорошо. Я тебя забуду. Но и ты дай слово, что забудешь меня!

Фелиция тоскливо отвела взгляд, не желая лгать.

– Ага! – восторжествовал он. – Ты никогда не могла солгать. А я могу. Я лгал много-много раз. Это несовместимо с честью и совестью дворянина, я знаю. Но мне все равно. Мне ничто не мило. Единственное, что меня еще возбуждает – кровь и насилие. И мне нравятся мольбы моих жертв.

– Я рада, что не стала твоей женой, Джон. – Фелиция с ужасом перекрестилась левой рукой. – Теперь я ясно вижу, чего избежала.

Он смутно посмотрел ей в глаза.

– Не думаю, что я когда-нибудь осмелился бы поднять на тебя руку. Одна твоя нахмуренная бровь ввергала меня в самую настоящую панику. Я не мог спать ночами, соображая, чем я мог тебя огорчить. И это не изменилось и сейчас. – Его голос звучал страстно и печально.