Эний полетел выше и увидел, как Великий Раб парит в нескольких метрах от него. Увидел он и тонкую блестящую сеть, которая не пускала Великого Раба дальше. Понял, что сеть эта соткана Творцом из людских желаний, а желание Эния оказалось таким сильным, что он легко прошел через нее. Ниточка желания тянула его домой, на свою планету.

В глазах Эния разорвались молнии. Стало темнеть. Темнота прорывалась синими и красными разрядами. Эний посмотрел вниз, там была Земля – гладкая с высоты, как два слога того слова, которое он кричал, не переставая.

Он увидел огромную сумку, которая висела над его планетой. Большую, похожую на авоську. Ее дно порвалось, и из сумки вниз стекали черные кляксы.

Эний дернулся в сторону, но из сумки высунулась темная, сотканная из тени рука, схватила его, и мальчик оказался внутри. Он широко раскрыл глаза. На него мчались БТРы. Над головой пролетали самолеты и сбрасывали вниз свистящие снопы огня. Эний заголосил еще сильней. Ему хотелось увидеть Великого Раба, и он увидел его. Великий Раб размножился и вылетал из огромной топки вверх головой, на которой по-прежнему сидела белая плоская шапочка. Великих Рабов было много, и они летели вверх из огня, голося, а люди в загнутых фуражках подбрасывали угля в топку, не ведая, что они и Великие Рабы – клетки одного организма. Эний протянул к Великим Рабам руки, но глаза тех были уже закрыты, они не видели Эния. Люди в фуражках кричали, и из их ртов вылетало слово в форме креста с загнутыми краями. Эний так и не смог понять, было ли то слово тоже послано Творцом. В своем теперь уже падении он достиг дна сумки и догадался, что та – переполнившаяся копилка людских страданий.

Эний полетел дальше – вниз, вниз. Холод охватил его ноги. Энию показалось, будто к ногам подвесили две огромные сосульки. Голову разрывало от собственного крика. Ударившись о землю, Эний замолчал. Он широко раскрыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг расстилалась знакомая тьма. И ни звука. Сердце молчало… Он распластал ладони по холодной молчаливой земле. Из его рта выкатились два гладких шара. Эний погрузился во тьму.

– Зачем ты убил Эния? – вспугнул загостившуюся тишину Нуник.

– Просто я так чувствую, – ответил Уайз, и его картавое «просто» надолго засело в головах слушавших, зацепившись в них тупой зазубриной буквы «р».

– Ты злой, Уайз, – скрипнул кроватью Нуник, – ты придумал эту историю, и ты мог бы оставить Энию жизнь.

– Жизнь – слишком большая роскошь, – хмыкнул Пахрудин.

– Кто-то придумал нашу жизнь, – заговорила Валентина. – Мы тоже – герои чьего-то рассказа. Наша история еще не подошла к концу, и если рассказчик такой же злой, как Уайз, то в конце нас ждет конец.

– Эний получил то, чего желал, – виновато отозвался Уайз.

– Врешь! – возмутился Нуник. – Ты сам захотел бы покинуть рай, чтобы оказаться в аду?!

– Я ничего не знаю про рай, – картаво-просто ответил Уайз. – Я там никогда не был. Может быть, только в первые годы жизни – когда я не был слеп, лежал в траве и надо мной наклонялась мать. Но я ничего не помню. Не помню, не помню, не помню, – замахал он руками, отбиваясь от упреков. – Мне хорошо знаком только ад. И я не могу сделать выбор – рай мне неведом.

– Может быть, наш рассказчик тоже сидит сейчас в каком-нибудь подвале и выдумывает нас, – сказала Валентина. – Я бы хотела ему понравиться, чтобы он оставил мне жизнь.

– А чем ты ее заслужила? – кукарекнул Пахрудин.

– Я жила, как живется, – обиделась Валентина, – не думая о том, чтобы кому-то понравиться.

– А ты и не старалась кому-то понравиться, – клюнул ее муж.

В темноте раздался шлепок.

– Вот скажи, Валентина, – снова завелся Нуник, – если бы ты сейчас перенеслась из этого подвала куда-нибудь на другую планету, где было бы все, необходимое для жизни, ты бы захотела вернуться?

– Если бы было все необходимое – еда, свежий воздух и горячий душ, то… нет, я бы не захотела. Только дурак покинет рай ради ада. Больше не рассказывай нам сказок, Уайз. Нам не нужны плохие концы, плохих концов нам хватает.

– Конца нет, – негромко сказала Марина, обычно не принимавшая участия в спорах.

Слепые обернулись на нее.

– Помните старого Али? Как он ходил вокруг дома?

– У него был рак… – отозвался Нуник, он хорошо помнил старого Али. – Наверное, от боли сошел с ума… Никогда я не понимал, зачем он постоянно ходит кругами.

– А я поняла. – Марина закрыла глаза, как будто хотела сравняться со слепыми. – Когда узнаешь, что болен смертельно, а отодвинуть смерть не в твоих силах, то начинаешь искать надежду. Старому Али было сложно ее найти – он был коммунистом, а в Советском Союзе в жизнь после смерти не верили. Наверное, многие коммунисты, старея, втайне начинали искать доказательство бесконечности. И старый Али его нашел – в круге, не имеющем ни начала, ни конца…

– Ты постоянно вспоминаешь старого Али. Дался он тебе… – буркнула Люда.

– Старый Али говорил, что конца нет. Для Эния наступил не конец. Мы не знаем, куда он отправился после смерти.

– Ты забыла, что сказал Великий Раб – после смерти нет ни рая, ни ада… – напомнила Люда.

– Но есть что-то другое – то, чего нам при жизни знать не дано, – ответила Марина. – Не скрыто от нас лишь одно – конца нет.

Дом качнулся, словно и он желал принять участие в разговоре. Люди примолкли, напуганные внезапностью. По подвалу пронесся стон – такой широкий, что было невозможно определить, где его источник.

– А вот и конец, – вздохнул Нуник.

Дом снова качнулся, со скрипом подбрасывая людей. Шарахнуло близко – видимо, снаряд приземлился в нескольких метрах отсюда. Рассказ подходил к концу.

Если рассказ хорош, то в нем обязательно наступает момент, когда герои начинают жить своей жизнью. Наступает он, когда рассказчик, веря в свой талант, вдруг произносит фразу: «Мои герои начали жить своей жизнью…» Произнеся это, он берет многозначительную паузу… Да, если хотите, это – намек на свою исключительность. Да, если хотите, все написанное было ниспослано ему свыше или принесено потусторонней музой. Рассказчик запихивает своих героев в большую коробку и начинает ее трясти, чтобы герои растормошились, проснулись, начали сопротивляться и жить, наконец, своей жизнью, а он будет всего лишь записывать. Жестоко по отношению к героям… Но талантливо и оригинально. Рассказчик не знает одной простой истины – в том, что герои начинают жить своей жизнью, нет таланта, одна лишь закономерность… И Валентина, и Нуник, и Пахрудин, да и другие обитатели дома слепых показывали бы рассказчику представления, даже если бы он не тряс коробку, если бы он просто опустил ее на землю, оставил в покое и наблюдал за происходящим в ней сверху. Наблюдал и записывал.

Итак, шарахнуло близко – видимо, снаряд приземлился в нескольких метрах от дома. Дом тряхнуло.

– О Аллах, что ты с нами делаешь?! – обратилась к рассказчику Фатима.