и могли голосовать как угодно — выбрать ее, когда партия соберется в августе. Это была тонкая тростинка, за которую можно было ухватиться: Хотя Хиллари начала с большим отрывом от суперделегатов (которые, как правило, объявляют о том, как они будут голосовать, задолго до съезда), по мере того, как затягивался сезон праймериз, все больше и больше людей переходили на нашу сторону.

И все же она держалась, принимая свой статус аутсайдера. Ее голос приобрел большую актуальность, особенно когда она обсуждала проблемы рабочего класса, предлагая свою готовность вести кампанию до победного конца как доказательство того, что она будет так же упорно бороться за американские семьи. Учитывая предстоящие праймериз в Техасе и Огайо (штаты, населенные белыми и испаноязычными избирателями старшего поколения, которые склонялись на ее сторону), за которыми через семь недель последует Пенсильвания (штат, где она также имела значительное преимущество), Хиллари заверила всех, кто ее слушал, что она планирует вести наше соревнование до самого съезда.

"Она как чертов вампир", — ворчал Плауфф. "Ты не можешь ее убить".

Ее упорство достойно восхищения, но мои симпатии простирались только до этого момента. Сенатор Джон Маккейн вскоре получит республиканскую номинацию, а еще два-три месяца ожесточенных демократических первичных состязаний дадут ему большую фору в закладке фундамента для ноябрьских всеобщих выборов. Это также означало, что после почти восемнадцати месяцев безостановочной предвыборной кампании никто из моей команды не получит существенного перерыва, что было прискорбно, поскольку все мы работали на износ.

Это, вероятно, объясняет, как мы совершили единственную большую тактическую ошибку нашей кампании.

Вместо того чтобы установить реалистичные ожидания и фактически уступить Огайо, чтобы сосредоточиться на Техасе, мы решили нанести нокаутирующий удар и попытаться выиграть оба штата. Мы потратили огромные средства в каждом штате. В течение недели я мотался туда-сюда, из Далласа в Кливленд, Хьюстон и Толедо, мой голос был сырым, глаза налились кровью — вряд ли я выглядел как вестник надежды.

Наши усилия оказали скромное влияние на результаты опросов, но они придали убедительности заявлениям кампании Клинтон о том, что ее победа в Техасе и Огайо может кардинально перевернуть ход гонки. Между тем, политическая пресса, рассматривая эти праймериз как, возможно, последнее испытание для меня перед получением номинации и желая поддержать драму, которая оказалась бональным рейтингом кабельных новостей, уделяла больше внимания нападкам Хиллари на меня, включая рекламу, в которой она утверждала, что я не готов справиться с "телефонным звонком в три часа ночи", связанным с кризисом. Когда все было сказано и сделано, мы проиграли Огайо (решительно) и Техас (едва-едва).

Во время перелета из Сан-Антонио обратно в Чикаго после праймериз настроение моей команды было мрачным. Мишель не произнесла ни слова. Когда Плауфф попытался разрядить обстановку, объявив, что мы победили в Вермонте, это вызвало лишь пожатие плечами. Когда кто-то другой предложил теорию о том, что мы все умерли и попали в чистилище, где нам суждено вечно дебатировать с Хиллари, никто не засмеялся. Это было слишком близко к истине.

Победы Хиллари не изменили подсчет делегатов существенным образом, но они придали достаточно ветра в паруса ее кампании, чтобы гарантировать по крайней мере еще два месяца ожесточенных праймериз. Результаты также дали ее лагерю новые боеприпасы для аргумента, который, похоже, набирает обороты среди репортеров — что я не могу найти общий язык с белыми избирателями из рабочего класса, что латиноамериканцы относятся ко мне в лучшем случае с неохотой, и что на выборах такой важности эти слабости могут сделать меня очень рискованным кандидатом от демократов.

Всего неделю спустя я обнаружил, что задаюсь вопросом, были ли они правы.

Более года я не задумывался о своем пасторе, преподобном Иеремии Райте. Но 13 марта, проснувшись, мы обнаружили, что телеканал ABC News собрал серию коротких клипов из нескольких лет его проповедей, умело упакованных, чтобы уложиться в двухминутный сегмент программы "Доброе утро, Америка". Там преподобный Райт называл Америку "США ККК". Преподобный Райт говорил: "Не Бог благословит Америку. Будь проклята Америка". Преподобный Райт в живом цвете объяснял, как трагедия 11 сентября может быть частично объяснена нашими военными интервенциями и бесчеловечным насилием за рубежом, вопросом "цыплят Америки… пришедших домой с насестами". Видео не содержало никакого контекста или истории; на самом деле, оно не могло более ярко изобразить черный радикализм или предоставить более хирургический инструмент для оскорбления средней Америки. Это было похоже на лихорадочный сон Роджера Эйлса.

В течение нескольких часов после первой трансляции видеоролика его крутили повсюду. Внутри моей кампании было ощущение, что торпеда пробила наш корпус. Я выступил с заявлением, в котором решительно осудил чувства, выраженные в видео, но в то же время подчеркнул всю ту хорошую работу, которую преподобный Райт и "Тринити" сделали в Чикаго. На следующий день я появился на уже запланированной встрече с редакционными советами двух газет, а затем дал ряд интервью сетевому телевидению, каждый раз выступая с осуждением взглядов, выраженных в видеоклипах. Но никакие уловки не могли компенсировать нанесенный вред. Образ преподобного Райта продолжал появляться на экранах телевизоров, болтовня в кабельных сетях не прекращалась, и даже Плауфф признал, что мы можем этого не пережить.

Позже Экс и Плауфф будут винить себя за то, что наши исследователи не получили видеозаписи годом раньше, после выхода статьи в Rolling Stone, что дало бы нам больше времени на устранение последствий. Но я знал, что вина лежит полностью на моих плечах. Возможно, я не был в церкви во время проповедей, о которых идет речь, и не слышал, чтобы преподобный Райт использовал такие взрывоопасные выражения. Но я слишком хорошо знал о периодически возникающих спазмах гнева в черном сообществе — моем сообществе, — которые преподобный Райт направлял. Я знал, насколько по-разному черные и белые люди по-прежнему относятся к расовым проблемам в Америке, несмотря на то, сколько у них еще общего. Для меня поверить в то, что я смогу соединить эти миры, было чистой гордыней, той же гордыней, которая заставила меня предположить, что я смогу войти и выйти из такого сложного учреждения, как Тринити, возглавляемого таким сложным человеком, как преподобный Райт, и выбрать, словно из меню, только то, что мне нравится. Возможно, я мог бы сделать это как частное лицо, но не как общественный деятель, баллотирующийся в президенты.

В любом случае, теперь было уже слишком поздно. И хотя в политике, как и в жизни, бывают моменты, когда избегание, если не отступление, является лучшей частью доблести, бывают и другие моменты, когда единственный