Ответом ему было молчание. Пробормотав проклятие, киммериец вытащил пылающую ветвь и вытянул ее на длину руки. Неяркий свет упал на застывшую фигуру Идрайна, словно прилепившегося к скале; глаза голема были выпучены, на серых коротких волосах лежал снег. И снег бугрился на его плечах, покрывал грудь, заметал ступни, колени, подбирался к секире в безвольно опущенной руке, превращая каменное изваяние в высокий бесформенный сугроб.

– Что с ним? – прошептала Зийна. – Он сможет нас защитить?

– Проклятое чучело! Теперь он не защитит и собственного зада, примерзшего к скале!

– Но ведь Идрайн не… не человек… – Теплое дыхание девушки на миг согрело Конану щеку. – Он не боялся холода!

– Холода – нет! Только волшбы!

Преодолевая сопротивление застывшего тела, киммериец привстал и с яростным воплем метнул копье в колыхавшийся перед костром снежный балахон. Наконечник и древко пронзили вихрь, исчезли в белесом тумане; до Конана и Зийны долетел негромкий смех.

– Она… – Тихий голос девушки был полон ужаса. – Она… Дочь Имира… Явилась…

* * *

Явились телевизионщики – подъехали на маленьком автобусе, выгрузили аппаратуру, проникли в помещение, и там разгорелся скандал. Суть его была ясна, хоть голоса звучали невнятно: что за ремонт?.. вы почему не подождали нас?.. где разбитое пулями зеркало?.. где дыры в стеновых панелях?.. где ломаная мебель и посуда?.. и трупы – где?.. Ах, трупов не было… Жаль, искренне жаль!

Ким схватился за голову и просидел в этой позе минут пятнадцать. Потом выключил компьютер, сунул в карман дискету с текстом, спустился вниз и посмотрел на Дашу: она отбивалась от репортеров, жаждущих кровавых подробностей, давала указания рабочим, следила за установкой зеркала, а в промежутках ее терзали дизайнер и художник. Он врезался в людской водоворот, прикрыл любимую женщину грудью и зашептал:

– Поедем, солнышко, ко мне. У нас в Озерках благодать, тишина, покой и свежий воздух… В лесу погуляем или сходим искупаемся…

Канада возник, будто чертик из коробочки.

– И правда, Дарья Романовна, поезжайте! Я справлюсь. Работяги при деле, художники тоже, а этим, – он кивнул на репортеров, – я наплету такого, что хватит на три боевика. Как Гриша-повар рубился секачом и как Маринка откусила ухо главному бандиту.

Даша откинула со лба рыжую прядь и оглядела помещение.

– Сейчас не могу – мы еще с чучелом не решили и мебель не расставили. Еще страховой агент притащится… – Она задумалась на секунду. – Ты отправляйся, Ким, а я приеду обязательно, только попозже. Хочу взглянуть, как ты живешь… как жил до меня.

Эта обмолвка согрела сердце Кима. Как жил до меня! Выходит, жизнь его переменится, и Даша вступит в его дом не гостьей, а хозяйкой. Он улыбнулся и сказал:

– Адрес запиши. И как от метро добраться…

Его возлюбленная рассмеялась:

– Адрес? Что за адрес? Забыл, что Варя у тебя в соседках? Я помню, где сестра живет и где мой…

Она покосилась на менеджера, захлопнула рот, но слово «милый» повисло в воздухе. Ким, все еще улыбаясь, вышел на улицу, направился к метро, но тут услышал голос Трикси:

«Куда? В вашей подземной трубе я просканирую сотни, а на поверхности – тысячи! Ты по улицам пройдись и загляни в магазины, где народа побольше. Может, и купишь что-нибудь, а я займусь работой».

– Верно, – согласился Ким и зашагал к Пассажу. В ювелирном отделе он присмотрел обручальные кольца, пересчитал свои доллары (хотя и так было известно, что их двести), вздохнул и подумал, велик ли окажется аванс за «Грот Дайомы»? Сейчас на золотое колечко хватит, а вот на то, с брильянтиком, – увы! А так хотелось бы надеть его на палец Даши…

Снова вздохнув, Ким вышел на Невский, прогулялся мимо бутиков, ресторанов и театральных касс, мимо гостиницы «Европейская» и Армянской церкви, мимо огромных окон Дома книги и картинной галереи, поглядел на витрины, закурил, бросил окурок в урну, съел мороженое и, наконец, добрался до Мойки. Тут, в угловом старинном здании, был оптический магазинчик, а перед ним – крыльцо о четырех ступенях и еще одна дверь, со множеством вывесок и объявлений: почта «Экспресс», нотариальная контора, собачья парикмахерская и так далее. Где-то в середине – белый эмалированный овал с надписью синими буквами: «Экстрасенс Генрих Теодорович Тормоз-Забайкальский. Эзотерические услуги. Снятие порчи, сглаза и венца безбрачия».

«Погоди-ка, – вдруг прошелестел Трикси, – не спеши. Мне надо разобраться».

«Никак инклин обнаружил?» – поразился Кононов, сворачивая к угловому дому.

«Еще не знаю. Надо подойти поближе».

«Надо, так подойдем!»

Поднявшись по ступенькам, Ким миновал собачью парикмахерскую (из нее тянуло запахом паленой шерсти) и очутился в длинном коридоре с дюжиной дверей – за ними, видимо, располагались все обозначенные при входе заведения. Офис экстрасенса отыскался за дверью с копией эмалированной таблички; Ким отворил ее и, перешагнув порог, попал в приемную.

Тут, за секретарским столиком, у телефона и компьютера, сидела худосочная дева в очках, короткой юбочке и с толстой книгой. «Как обрести магическую силу и стать целителем», – прочитал Кононов на обложке. Девица, похоже, училась без отрыва от производства.

Вежливо склонив голову, он произнес:

– Я к господину Тормоз-Забайкальскому, мадмуазель. Проблемы у меня. Серьезные. Срочно нуждаюсь в эзотерических услугах.

Девица оторвалась от книги, окинула его изучающим взглядом и повернулась к компьютеру.

– Маэстро принимает по предварительной записи. Ваша фамилия, молодой человек? Вам назначено на сегодня?

– Нет. А можно без записи? Прямо с колес?

– Можно, но по двойному тарифу.

– А каков тариф?

– Это зависит от услуги и от количества тонких энергий, потраченных на вас маэстро, – охотно пояснила дева. – Диагностика кармы – двадцать пять в валютном исчислении, снятие порчи и сглаза – от сорока до ста пятидесяти, благословение мистической звезды Эрцгаммы – двести, а если надо подкачать харизму, то…

– В последнем не нуждаюсь, харизмы у меня хватает, – прервал девицу Ким. – Давайте диагностику.

Он покопался в карманах и с грустным вздохом выложил на стол полсотни баксов. Шесть дней работы! Но дружба не измеряется деньгами…

Девица шустро сгребла гонорар, сунула в ящик и стукнула наманикюренным ноготком по клавише.

– Ваши проблемы? И ваша фамилия? Можете назвать любую с целью анонимности.

– Майкл Мэнсон. А проблемы у меня со здоровьем. Болезнь зовется хронический дефолт, осложненный импичментом.

– Ждите!

Девица упорхнула в кабинет маэстро, а Ким спросил: