Михаил Волконский тоже молчал, безуспешно пытаясь представить себе этот бесконечно долгий срок – сам он еще даже не прожил столько на свете. Но в конце концов его родители вынырнули из своих воспоминаний и вновь посмотрели на сына. Теперь в их глазах читался немой вопрос, и Михаил понял, что дальше откладывать главную новость уже нельзя.

– Александр Второй отправил меня сюда, чтобы я сообщил о его манифесте, – заговорил молодой человек, не спуская глаз со взволнованных лиц своих пожилых родителей. – Все участники бунта двадцать пятого года теперь могут жить в любом городе, кроме Петербурга и Москвы.

Мария тихо ахнула. Сергей промолчал и остался внешне спокойным, но от его сына не укрылись внезапно заблестевшие в уголках его глаз слезы. Но прерывать разговор об императорском манифесте и более мягко подготавливать родителей к этой волнительной новости было уже поздно, и Михаил осторожно продолжил, неотрывно глядя в эти родные старческие глаза:

– Да, именно так. Вы все теперь свободны.