– Скажите, как вы нашли это прекрасное место для пикников?

Она предположила, что он привозил туда других женщин. Ник понял это по ее гордо вздернутому подбородку, по ледяному холоду в глазах.

– Я приезжал сюда рыбачить – один, – перед тем как уехал в Испанию. У меня не было времени побывать здесь, с тех пор как я вернулся. Простите, если место моей рыбалки покажется вам совсем не таким, каким я его помню.

– Разумеется, – прошептала она.

– А вы вообразили, что я собрался отвезти вас в лес, чтобы соблазнить там? Может, это и удивительно, но я предпочитаю удобства постели.

– Тогда позвольте предположить, что вы так и не нашли себе вполне подходящей, поскольку перепробовали все постели в Мейфэре, – съязвила Мэг.

Он оставил ее колкость без внимания.

Ник тщательно спланировал, что он будет говорить. Если она хочет положить конец сплетням о том, что произошло в театре, лучше всего сделать вид, будто это не имеет никакого значения. Они могли бы покинуть Лондон, если она пожелает, и отправиться в замок Темберлей. Он представления не имел, как пойдет разговор дальше. Обвинения, слезы, угрозы… Ник был готов ко всему.

Он волновался, как жених перед свадьбой. Достал бутылку вина из корзины, которую она распорядилась собрать, а также пару бокалов.

– Миссис Парри хорошо потрудилась, – сказал Николас, изучив содержимое корзины. – Здесь цыпленок, паштет, фрукты, сыр и даже пирожные. Попируем на славу.

Он протянул ей бокалы и вытащил пробку из бутылки. Мэг смотрела, прикусив нижнюю губу, как вино наполняет хрусталь, искрясь, как драгоценные рубины.

– За новое начало? – осторожно предложил Ник.

Взгляд ее был настороженным, но она кивнула.

Он отпил глоток, надеясь, что вино придаст ему смелости сказать ей, что он навсегда оставил Анжелику, но имя актрисы застряло у него в горле. Казалось, если произнести его вслух, воздух между ними станет грязным и их хрупкое перемирие разлетится вдребезги. Он отпил еще глоток, потом еще и еще, надеясь набраться храбрости, – бокал опустел.

– Вы умеете ловить рыбу? Я могу научить вас, – предложил Ник.

– Нет, ваша светлость, – ответила Маргарита, глядя на него со странной напряженностью.

– Николас, – поправил он, приятно разомлев от вина. – Назови меня по имени, Мэг.

– Николас, – сказала она. – Еще вина?

Он выпил еще и нахмурился, заглянув в бокал.

– Это вино горчит. Я велю Гардинеру проверить запасы в погребе. Возможно, оно немного…

У него закружилась голова, и внезапно потянуло в сон. Он потер ладонью глаза. Неудобно, если он сейчас уснет. Попытался улыбнуться жене, но, похоже, их оказалось две.

– Что, к дьяволу, происходит? – спросил он и потряс головой, чтобы прочистить мозги. Мэг сидела неподвижно, бокал ее оставался полным.

– Всемилостивый Боже, Мэг, что ты сделала?!

Яд. Она подлила яду в вино. Николас выронил бокал и тупо смотрел, как остатки вина растекаются, словно кровь, подползая к сапогам.

Маргарита потянулась за бокалом. Он схватил ее за руку, пытаясь удержать.

– Что ты сделала? – спросил он снова заплетающимся языком.

Она отшатнулась, с легкостью вырвавшись из его захвата.

– Всего лишь немного лауданума. – Она отодвинулась как можно дальше.

– Лауданум? Как много, черт тебя возьми? – пробормотал Николас.

Язык отказался ему служить. Глаза закрылись. Он не смог заставить их снова открыться и погрузился в забытье.

У Николаса возникло чувство, что глаза открывать не стоит. В голове нещадно шумело, во рту ощущался отвратительный вкус. Он повернул голову набок и тут же пожалел об этом.

Попытался вспомнить, где он умудрился напиться до такой степени. Но даже думать, похоже, было слишком сложно.

Николас сглотнул, но язык оказался сухим и распухшим, слишком большим для его рта.

Он услышал безошибочно узнаваемое шуршание тафты, мучительно громкое в тишине.

– Он очнулся, – произнес низкий мужской голос, и Николас попытался сопоставить шорох тафты с этим голосом.

– Ему нужно дать воды. Лауданум вызывает жажду и туман в голове, – отозвалась женщина.

Лауданум? Где, черт возьми, он мог набраться этой дряни? Ник заставил себя открыть глаза. Краешек воспоминания маячил где-то мучительно близко в тумане, заполнявшем мозги.

Пара голубых глаз уставилась на него.

Ему не раз доводилось просыпаться рядом с такой парой. Голубые глаза обычно принадлежали какой-нибудь привлекательной женщине. Но у этой пары глаз обнаружились темные густые брови, нос картошкой и лохматая бурая борода.

Ник глубоко вздохнул и сразу понял: зря. В комнате жутко воняло луком.

– Я принес вам воды, – сказал мужчина грубо, но вполне дружелюбно.

Николас закрыл глаза и снова открыл их. Мужчина стоял, склонившись над ним.

– Вы кто? – спросил Ник. Голос его прозвучал хрипло и неприятно.

– Джон Рамзботтом, – ответил мужчина.

Это ничего не прояснило.

Рамзботтом рассмеялся:

– Не волнуйтесь, ваша светлость. Мэг скоро придет. Эми уже пошла за ней.

– Мэг? – переспросил Николас, с трудом ворочая языком. – Она опоила меня…

Джон Рамзботтом подсунул широкую ладонь под голову Николаса и приподнял его, как больного ребенка. Ник царапнул зубами по краю чашки и послушно проглотил содержимое. От Джона Рамзботтома сильно несло лошадьми и луком.

Джон опустил голову Николаса на подушку не слишком нежно, так что у того затрещали мозги.

– Ну вот. Теперь лучше?

Николас оглядел комнату. Она была скудно обставлена и выглядела убого. На стенах выделялись темные квадраты. Значит, здесь когда-то висели картины. Камин слабо просматривался в тусклом свете. Окно было закрыто ставнями, занавески задернуты. Нельзя было понять, ночь сейчас или день.

– Где я? – прохрипел Ник.

– Добро пожаловать в Уиклифф-Парк, ваша светлость, – бодро откликнулся Рамзботтом, будто это был самый обычный способ приветствовать гостей.

– Какого черта? – Николас снова оглядел комнату. – Почему? Как давно я здесь? – Он провел ладонью по заросшему подбородку. Наверное, он провел здесь несколько дней. Или несколько недель.

– Со вчерашнего вечера.

Дверь открылась, и вошла Маргарита. На ней было простое голубое платье, волосы сзади перевязаны лентой. Обычная деревенская девчонка вместо герцогини.

У нее хватило совести покраснеть, когда она взглянула в его полные ярости глаза. Нику стоило геркулесовых усилий протянуть руку и ухватить ее за запястье.