— Но... но...

— Угу, — сказал я. — Будем надеяться, что свалился.

— Все водители говорят, что свалился. Они всю неделю так говорят.

«Пытаясь убедить самих себя», — подумал я. Я поехал домой, и вскоре ко мне присоединился компьютерный гений. Он долго стоял, расставив ноги, в центре моей разгромленной гостиной, и непрерывно взъерошивал волосы.

— Да, — нарушил я молчание, — это делали с большой силой и удовольствием.

— Удовольствием? — Он задумался. — Пожалуй, так. Он положил останки старого компьютера на единственное свободное место в центре ковра и установил на его место новый, присоединив его к одной линии с компьютером в офисе Изабель. Хотя у меня все еще были карандашные графики, было приятно видеть светящийся экран и знать, что есть связь с конторой.

— Я гарантирую, что этот диск чист, — сказал эксперт. — И продам вам дискету, с помощью которой вы сможете следить, чтобы он оставался чистым. — Он показал мне, как ею пользоваться. — Если вдруг обнаружите вирус, звоните мне немедленно.

— Обязательно. — Я последил за его умелыми пальцами и задал несколько вопросов. — Если кто-то введет Микеланджело в компьютер в конторе, этот компьютер тоже окажется зараженным?

— Да, стоит только вывести здесь на экран программы с компьютера в конторе. И наоборот. Если кто-то введет вирус сюда, компьютер в конторе тоже его получит. Это касается всех компьютеров в этой сети.

— Значит, и компьютер Розы?

— Роза — ваша вторая секретарша? Да, конечно, мгновенно.

— И... если мы делаем копии на мягких дисках, вирус туда тоже попадает?

— Если у вас есть копии, будет лучше, если я их проверю до ухода, — заявил он.

— Есть.

— Но ваши девушки в конторе сказали, что они уже давно перестали делать копии.

— Знаю. — Я помолчал. — А секретарша Майкла Уотермида делала копии? Он поколебался.

— Не уверен, должен ли я вам говорить.

— Профессиональная тайна?

— Вроде того.

— Она все равно скажет Изабель.

— Тогда... вообще, да, она делала, и на ее гибких дисках с копиями тоже Микеланджело. Мне пришлось там весь комплект чистить.

— Так что их отчеты не пропадут.

— Скорее всего нет.

Он закончил установку и с жизнерадостной жалостью посмотрел на меня.

— Вам надо поучиться, — сказал он. — Прежде всего вам надо знать, как предохранять гибкие диски. Я мог бы вас научить, хоть вы и старый уже.

— А вы давно занимаетесь компьютерами? — спросил я.

— Как только научился держать в руках ручку.

«Как я ездить на лошади», — подумал я.

— Я приду на занятия, — пообещал я.

— Правда? Чудесно. Просто чудесно.

После его ухода мне удалось досмотреть все скачки в Челтенгеме и не заснуть. Мне было одновременно горько и приятно видеть, как конь, которого я когда-то тренировал и в которого вложил столько сил, выиграл Золотой кубок.

На нем должен был выступать я. Я мог бы... Что ж, с меня хватит и воспоминаний о его первых победах, например в двухмильной барьерной скачке. Или о его первом стипл-чейзе, который он выиграл, обойдя всех соперников, хотя чуть было не проиграл, замешкавшись на финише. Я ездил на нем восемь раз, и каждый раз побеждал. И вот он снова, все еще «звезда», хоть ему уже девять лет, стремительно несется к финишу, и все в нем есть — и выносливость, и мужество — предел мечтаний жокея.

Черт бы все побрал...

Я постарался стряхнуть с себя тошнотворную жалость к самому себе. «Давно пора забыть», — сказал я себе. Какое-то время было позволительно потосковать, но через три года уже хватит оглядываться назад, в прошлое. Только мне почему-то казалось, что я не смогу избавиться от ностальгии, пока последняя лошадь, на которой я когда-либо выступал, не попадет в центр для престарелых. Да и тогда вряд ли, если на моем пути опять встретится какой-нибудь Петерман.

Не успел я выключить телевизор, как зазвонил телефон и я услышал удивленный голос Лиззи.

— Привет! А я думала, попаду на автоответчик. Что же ты не в Челтенгеме?

— Не поехал.

— Да уж вижу. А почему? С головой все в порядке?

— Ничего страшного. Все время хочется спать.

— Естественное желание. Не противься ему.

— Слушаюсь, мэм.

— Спасибо, что одолжил мне Азиза. Крайне занимательный молодой человек.

— Чем же?

— Чересчур умен для своей работы, так бы я сказала.

— Почему ты так думаешь? Зачем мне дураки?

— Большинство водителей вряд ли в состоянии обсуждать периодическую систему элементов, да еще на французском.

Я рассмеялся.

— Поразмысли над этим. Теперь так, — перешла она к делу, — готов результат по твоим пробиркам.

Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о каких пробирках идет речь. Видать, мозги у меня еще не в полном порядке.

— Ах, пробирки, — наконец сказал я, — чудесно.

— Каждая содержит десять миллилитров жидкости для транспортировки вирусов.

— Чего?

— Ну, если точнее насчет составляющих, то жидкость содержит бычий белок, глютаминовую кислоту и антибиотик, который называется гентамицин, и все это растворено в дистиллированной воде.

— Знаешь что, — сказал я, хватаясь за карандаш, — давай-ка еще раз и помедленнее.

Она засмеялась и выполнила мою просьбу.

— Но зачем это? — спросил я.

— Я уже сказала, для перевозки вируса.

— Какого вируса? — Мне вдруг припомнился Микеланджело, что было явной несуразицей. Микеланджело потребовалась бы совсем другая тара.

— Да любого вируса, — сказала Лиззи. — Вирусы крайне таинственны и так малы, что с трудом различимы даже под микроскопом. Обычно мы сталкиваемся уже с результатами. Можно также разглядеть антитела, вырабатываемые организмом для борьбы с вирусами.

— Но... — Я помолчал, пытаясь собраться с мыслями. — Там в пробирках был какой-то вирус?

— Неизвестно. По-видимому, да, ведь пробирки были тщательно загерметизированы и перевозились в термосе, а термос нужен, чтобы поддерживать пониженную температуру, скажем четыре градуса Цельсия, но ведь у тебя этот термос находился несколько дней, так?

— Сегодня ровно неделя, как его привезли в одном из моих фургонов.

— Я так и думала. Что же, вирусы могут жить вне живых организмов очень непродолжительное время. Подобная жидкость используется для перевозки зараженного вирусом материала в лабораторию на исследование, а также для заражения другого организма в научных целях. Но вирусы и в этой среде живут очень недолго.