Кир покосился на своего спутника. «Вот трепло!» – подумал он и встал перед бочкой. Отхохотавшись, Сигвар особенно громко хрюкнул, утер слезы и поднял руку, призывая к тишине.

– Боги взирают на вас, Гуннар Стромкильде и Кир, сын Корафа и Миры, – торжественно произнес мьельтир, что совсем не вязалось со всей предшествующей сценой, но это, похоже, совершенно не смущало присутствовавших. – Пусть они решают, кто из вас прав. Победив, Кир докажет, что не лжет. Проиграв, он обречет себя на вечный позор.

Киру, как и любому мужчине, не раз приходилось мериться силой с другими, но обычно такие состязания проводились за столом, проще говоря, сидя. Однако он без колебаний повторил стойку Гуннара, поставил согнутую в локте десницу на бочку и ухватил широкую, мозолистую ладонь северянина. Тот оскалился и сквозь зубы прорычал:

– Именем Талигара, щенок, я сломаю тебе руку.

Кир промолчал и лишь покрепче уперся локтем в крышку бочки. В общем-то он не считал это испытание справедливым. Он прославился как воин, мечом и ловкостью, а не силой мышц. Не раз он побеждал противников, которые были гораздо крепче него, но тогда за него говорила сталь.

– Поехали! – вдруг рявкнул Сигвар, махнув кружкой с пивом, которое немедленно пролилось на пол.

Мышцы рук обоих противников напряглись так, что все вены, которые можно было увидеть, вздулись как канаты. Кир и Гуннар смотрели друг другу в глаза; северянин скалился и то ли от злости, то ли от напряжения скрипел зубами. Лицо Кира было почти неподвижно: только еле заметные движения его нижней челюсти давали понять, что победить в этом состязании для него вовсе не раз плюнуть.

– Хочешь пари? – предложил Маркус Лиле, напряженно следившей за борцами.

Она вздрогнула, как от удара, подняла на него непонимающий взгляд, а потом, рассердившись, ткнула его кулачком в живот. От неожиданности Маркус охнул и на всякий случай отступил на шаг.

Тем временем без умолку оравшие зрители постепенно начали замолкать, видя, что ситуация не меняется ни в лучшую, ни в худшую сторону. Борцы по-прежнему неподвижно стояли по разные стороны бочки, безуспешно пытаясь завалить руку соперника. По их лицам и телам градом катился пот, руки дрожали, а дыхание с сипом вырывалось из легких. Маркус, приготовившийся уже крикнуть что-нибудь скабрезное в адрес северянина, вдруг заткнулся, услышав, как что-то подозрительно затрещало.

– Ты слышишь? – обратился он к Эйрику. – Трещит что-то.

Тот покрутил головой и прислушался.

– Да нет, тебе мерещится, – сказал он. – Наверное, смола в огне потрескивает.

Но Маркусу вовсе не померещилось: треск повторился и, более того, усилился. Нордмирцы забубнили, переглядываясь друг с другом, потом воззрились на состязающихся и замолчали. В трапезной повисла прямо-таки могильная тишина, которую неожиданно нарушил громкий хруст, звук удара и отборная ругань на нордмирском и дайге, международном жаргоне наемников. И тут же грянул многоголосый гогот, заполнивший весь зал: зрители неудержимо веселились, глядя на обескураженных Кира и Гуннара, стоявших над обломками бочки и зажимавших кровоточившие носы. Когда бочка развалилась, они столкнулись лбами и едва не потеряли сознание, такой силы был удар. Разумеется, оба были вознаграждены здоровенными шишками и перемазаны кровью, хлынувшей носом.

– Да-а-а… – протянул Сигвар, почесав в затылке. – Видать, боги у нас совсем охренели. Выходит, вы оба правы, что ли?..

– Почтенный Сигвар, позволь мне сказать, – вылез вперед Маркус. – Вам всем покровительствует один и тот же бог, хоть и называете вы его по-своему. Я не особо сведущ в отношениях воинов с богом войны, но мне почему-то кажется, что такой исход борьбы Кира и Гуннара – его решение. Дангар, или как его зовут у вас на севере Талигар, не позволил одержать верх ни одному из них, потому что их души преданны ему в равной степени. Неужели бог войны мог позволить моему другу незаслуженно и самовольно присвоить имя одного из его вернейших сыновей? И неужто он позволил бы Гуннару победить своего собрата не только по оружию, но и по крови, и покрыть его вечным, тем паче незаслуженным, позором? Такой конец состязания поистине доказывает и то, что Кир говорит правду, и то, что Гуннар – воитель, достойный покровительства Дангара. То есть Талигара. Он рассудил по-своему, никого не обидев и никого не обойдя.

Заметив, как вытянулись физиономии северян, Маркус со стуком захлопнул рот и смущенно закашлялся. Сигвар переглянулся с Киром и Гуннаром, потом взглянул на крупные пятна крови на полу, расплылся в довольной ухмылке и громогласно объявил:

– А ведь парнишка-то прав! Не обошлось без Талигара, чтоб мне на месте провалиться! Словом, все! Порешили, что парень из Делаи, сын моей дочурки Миры и того черноволосого кузнеца Корафа, и есть Черный Кир! Гуннар, есть возражения?

– Да какие уж тут возражения, – прогнусавил Гуннар, все еще зажимавший нос обрывком какой-то пестрой тряпки. – Вот если бы…

– Ладно! – рявкнул Сигвар, облапив Кира за плечи. – По этому поводу предлагаю откупорить еще пару бочек пива! Эй ты, коротышка! – грубовато обратился он к Маркусу. – Готовься поработать челюстями как следует!

– Ха, да я всегда готов! – приободрился Маркус, хищно разглядывая уставленный яствами стол, за который уже вовсю усаживались удовлетворенные состязанием северяне.

Сигвар и Кир, который уже успел снова надеть рубашку, уселись на скамью, по обе стороны Лилы, чувствовавшей себя совершенно не на своем месте, мьельтир подтянул к себе кувшин с пивом и щедро плеснул пенистого напитка в кружку своего внука. Возникший рядом Маркус также получил свою долю хмельного.

– А это еще кто? – наконец соизволил заметить девушку мьельтир. – Девчонка? За одним столом с мужчинами?

– Это моя сестра, – поспешил заявить Маркус, кладя руку Лиле на плечи. – Мы приехали вместе.

– И что же она делает здесь? – Сигвар нахмурился. – Женщинам положено сидеть дома и дожидаться мужчин, а не разгуливать в чужих нарядах.

– Почему в чужих? – не понял Маркус.

– Она одета как мужчина! – рявкнул Сигвар, хлопнув по столу широкой ладонью.

– В моей стране женщины вольны поступать, как им угодно, – заявил Маркус, сжав плечо Лилы, потому что почувствовал, что девушка готова взорваться. – И сомневаться в их правах – оскорбление!

Сигвар заржал, остальные тоже весело загудели.

– А ты смел, – заявил мьельтир, погладив усы. – Ладно, пускай остается.

Не обращая больше внимания на своенравную девчонку, каковой он счел Лилу, глава рода Стромкильде встал, поднял кружку и, дождавшись, пока стихнет шум, рявкнул:

– Братья! Клянусь секирой Ниальгара, сегодня у нас особый день! Сын моей дочери Миры и делайского кузнеца Корафа притащился сюда, за хрен знает сколько земель, как раз вовремя, чтобы отпраздновать вместе с нами завтрашний День Молота! Предлагаю опрокинуть за великого воина с юга, моего внука и верного сына Талигара! Будь здоров, Кир!