— Имма, цыпленочек, ты знаешь, что такое порядок? — спросила тетушка Амарэтта. И продолжила: — Порядок — это когда каждый делает то, что должен. Я должна заботиться о чистоте дома и удобстве для моих курочек, ты — о детях графа, Розамунда — работать и не нарушать законов. Если Рози нарушила закон, она будет наказана, это и есть порядок.

— Когда-то мы дружили, — вздохнула я.

— Ты дружила, — поправила тетушка Амарэтта. — Она — нет. Иди, моя курочка сладкая, сделай то, что должна.

Все правильно, но как же тяжело сделать такой шаг! Обратного пути уже не будет. По сути, я выношу приговор Розамунде уже сейчас.

Я медленно плелась к участку. Тетушка Амарэтта права, никто не имеет права нарушать закон.

Рози догнала меня почти у двери:

— Имма! Имма, выслушай меня, умоляю! — Она молитвенно сложила руки на груди.

Растрепанная, с лицом, покрытым красными пятнами, в выбившейся из-под пояса блузке, Розамунда выглядела ужасно.

— Пожалуйста, дай мне сказать! Я виновата, но выслушай меня! — уговаривала Рози, пытаясь оттеснить меня от входа в участок.

— Говори, — тяжело вздохнула я и пошла в сторону чахлого сквера, чтобы присесть на лавочку.

На нас обращали внимание прохожие, и мне не хотелось в очередной раз стать объектом пересудов.

— Я не хотела продавать подарок Памеле, честно. Я тогда не передала его, потому что забыла дома. А домой я вернулась только тогда, когда меня уже выгнали. Я злилась на тебя, и было не до сервиза. А когда я его нашла… — Розамунда прикрыла лицо руками и всхлипнула. — Я тогда была без работы. Младшая дочь сестры заболела, нужны были деньги. Я хотела продать его, а потом выкупить и отнести дочерям графа, как ты просила.

— Почему бы не сдать его тогда в ломбард? — спросила я. — На несколько дней, пока не нашлось денег.

— Там мне не дали бы этой суммы.

— Но на лекарство для девочки хватило бы.

— А на еду? Конечно, сестра могла купить вкусностей только для малышки, но, Имма, как объяснить остальным детям, что они не получат сочную котлету и сладкий пряник, потому что не заболели? — Розамунда зарыдала.

— Не плачь, пожалуйста, — попыталась я успокоить ее, поскольку на нас стали обращать внимание прохожие.

— Знаешь, я должна признаться, — судорожно причитала Рози. — Еще я купила старшим новые ботиночки, старые были все в дырах. И чулочки. Потому что девочки ходят в школу с голыми ногами, и их все дразнят. Я не заметила, как истратила оставшиеся деньги. Имма, меня посадят в тюрьму! За ботинки и чулки!

— Не плачь, — уговаривала я. — Рози, да перестань же рыдать!

Она убрала от лица руки, посмотрела на меня и медленно сползла со скамейки на землю.

— Рози, поднимись сейчас же, — испугалась я.

Но она, стоя на коленях, обхватила мои ноги и отрицательно замотала головой:

— Прости меня, прости. Я виновата, я отдам тебе все, до последней монеты. Сейчас у меня нет денег, но я могу продать вещи и хоть что-то тебе вернуть.

Я решительно поднялась и потянула Рози. Достала платок, сунула ей в руку, чтобы вытерла слезы:

— Не надо ничего продавать. Иди домой, Рози, успокойся.

— У меня теперь нет дома, Амарэтта меня выгнала. Но я найду другое жилье…

Рози торопливо закивала, вытерла нос и порывисто меня обняла:

— Спасибо, Имма. Ты настоящий адепт богини милосердия.

Я аккуратно высвободилась из объятий. Я не адепт богини милосердия, но что бы ни говорила тетушка Амарэтта, подтолкнуть падающего я не могу. Кто знает, если бы я вовремя простила Лероя, может, он остался бы жив. А если я не прощу Рози, вдруг я потом буду жалеть о последствиях своего поступка всю жизнь?

И если бы я только знала, к чему приведет моя жалость…

Все произошло на ярмарке выходного дня. Раз в месяц в Магистратуме устраивалась ярмарка, на которую съезжались продавцы с разными товарами из окрестных деревень и дальних мест. На ней также устраивались всякого рода развлечения — аттракционы, балаганы, выступления гимнастов и певцов.

Я предложила девочкам пойти всем вчетвером. Камиллу за это время я совсем не напрягала своим вниманием, а она не давала повода для вмешательства. Я заметила, что она стала теплее относиться к девочкам и сдерживаться, когда те ее доставали. Хоть и не всегда получалось. Но не все сразу.

Я же в свою очередь настаивала, чтобы ее друзья, Альберто и Дейв, приходили к нам почаще. Чтобы молодые люди чувствовали себя у нас дома и под моим присмотром свободно. И они часто у нас обедали или ужинали. А я наблюдала за ними и их отношениями. Мальчики быстро нашли общий язык с младшими сестрами Камиллы. Памела была без ума от вежливого Альберто, а Элли часто задирала веселого и смешливого Дейва. Камилла ревниво наблюдала за каждым его движением, пока он не видит, словесно кусала его в их перепалках и мило улыбалась Альберто.

Когда я предложила пойти на ярмарку, девочки с энтузиазмом восприняли новость.

— Я бы хотела пойти с Альберто, — смущенно призналась Камилла.

— Давайте пойдем вместе. Пусть Альберто присоединяется к нам, а там вы можете погулять отдельно от нас, — предложила я. — Но туда и обратно пойдемте со мной.

— Хорошо, — не стала спорить Камилла и пошла связываться с Альберто.

Девочки нарядились на славу! Камилла надела нежное светлое платье в цветочек, и это смягчило ее хищные черты и придало, как и положено юной девушке, романтичный вид. Памела выбрала свое любимое пышное сиреневое платье с кучей оборок и нижних юбок — настоящая принцесса из книжки сказок. Элли, которая в отличие от средней сестры не любила красивые, но неудобные платья, сегодня смилостивилась и позволила надеть на себя платье, которое мне очень нравилось в ее гардеробе, — нежного персикового цвета с высокой талией, обвязанной широким атласным светло-зеленым бантом, который завязывался сзади.

— Элли, ты такая милая в нем, — не переставала я восхищаться, чтобы приободрить девочку.

Я велела всем захватить шляпки — на улице нещадно палило светило. Шляпки девочкам украсила своими красивыми заколками Гаврилитта, подобрав из своего ассортимента подходящие по цветовой гамме.

В последнее время Гаврилитта выглядела не такой робкой и пугливой, даже расцвела и стала как-то умиротворенней.

— Все хорошо, Гаврилитта? — поинтересовалась я, когда заметила положительные перемены.

— Да, как граф уехал, плохая магия притаилась и больше не тревожит меня.

— То есть плохая магия исходила от графа? — уточнила я.

— Нет, она с ним связана, — непонятно ответила горничная.

Но большего я от нее добиться не смогла. Признаться, хоть я не очень верила во все это, но вздохнула свободней.