Отстояв в очереди шесть минут, мы отправились искать свободный столик, коих было не так уж и много. Работницы столовой с завидной скоростью перемещались по залу, убирая оставшуюся после учеников посуду. Один такой на наших глазах очищенный столик мы и заняли. Но едва я приступил к обеду, как началась развлекуха.

— Добрый день, Охаяси-кун, — послышался знакомый голос, — Синдзи.

Я лишь махнул рукой в сторону свободных мест.

— Добрый день, Кояма-сан, Минэ-сан.

Усевшись, Шина выложила на стол две коробочки бенто.

— Грибной мисо-суп. Не самый лучший выбор.

— Пф. — Это уже Минэ.

— Да вроде нормально.

— Попробуй рисовый с крабами.

— Ри-и-ис.

— Да знаю, ты не дружишь с рисом, но суп достойный.

— Как не японец. — Минэ решила с ходу нарастить темп.

Думаю, стоит осадить ее сейчас, пока совсем не распалилась.

— А тебя об этом кто-то спросил?

— Гхм-кхм. — Это она подавилась. И как только открыла рот, чтобы ответить что-то возмущенное, надавил на нее с помощью «яки». Совсем чуть-чуть, но резко и концентрированно. — Гха-кха, кхм, ха-а.

— Во молодежь пошла. Или это только девушки? — посмотрел я на Шину.

Райдон, не отрываясь от своего супа, с интересом глядел на Минэ. Шина с подозрением смотрела на меня. А Минэ уставилась в свой бенто, пытаясь оклематься.

— Хо-о-о, — выдохнула устало Шина и пододвинула ко мне один из бенто, — держи, не нести же обратно. А вы, парни, все съедаете, что вам ни дай.

Хм, тут еще и второе… Стоп, да что это со мной? Что я, бенто от Кагами не осилю?

— Спасибо.

— Да не за что.

За все оставшееся время, что девушки обедали с нами, Минэ не проронила ни слова. А после их ухода Райдон спросил совсем не то, что я ожидал.

— Это готовка матери Шины-сан? — задал он вопрос, прижимая к губам палочки для еды и косясь на неоткрытое еще бенто. — Той самой Кагами-сан?

— В смысле — той самой?

— Кояма Кагами весьма знаменита в определенных кругах. О ее готовке легенды ходят. У меня старшая сестра была на приеме, устраиваемом родом Кояма, и то, что она рассказывала о тамошнем угощении… будоражит мое сознание. А старший брат вообще ни одного их приема ни упускает. Думаю, некоторые из местных учеников заплатили бы немалые деньги за эту невзрачную коробку.

Господи. Жалко-то как парня.

— Хочешь? — пододвинув в его сторону бенто, спросил я.

В ответ он как-то по-особенному втянул носом воздух и осторожно положил палочки на тарелку.

— Буду не против.

Классный час начался с того, что учитель объявил о необходимости выбрать старосту и его помощника. Но сначала, конечно, старосту. Ответом было молчание.

— Ну же. Разве среди вас не найдется умного, ответственного и просто смелого человека, готового взвалить на свои плечи ответственность за мизерные привилегии?

Потрясающий посыл. Такого вступления я еще не слышал. И на что он рассчитывает, интересно?

— Давайте просто бросим жребий, — сказал один из учеников. Кажется, Маюто из имперского рода Ки.

— Нет, нет, нет! В таком ответственном деле мы просто не можем положиться на случай. — Похоже, классный руководитель желает обсуждения. Я бы даже сказал диспута. Не думает же он, что желающий вот так прям возьмет и поднимет руку?

— Я согласна быть старостой.

О как!

— Имубэ Каэде-тян. Что ж, класс не забудет вашу жертву. — Да он просто издевается над детками аристократов. — Осталось выбрать вам помощника. Есть желающие?

И тут вылез Райдон.

— Я все же считаю, что подобные должности — это судьба. Так что жребий вполне уместен.

— Охаяси-кун. — И еще один полукивок. — В группе от восьми человек и выше жребий вообще никогда не уместен. Всегда можно найти… — Спорим, сейчас он хотел сказать: «Козла отпущения»… — достойную кандидатуру. Надо лишь обсудить сложившуюся ситуацию. Вот, например, вы. Мне кажется, из вас выйдет неплохой помощник старосты. У вас есть что на это ответить?

Вот тут-то класс и всколыхнулся. Но и Райдон не собирался сдаваться. Как истинный представитель самого «боевого» клана Японии он полчаса отбивался от всего класса разом. Дело осложнялось тем, что он не мог сказать: «Извините, ребята, но я туп как пробка». Честь клана и рода не позволяла подобной вольности. Так что Охаяси проявлял чудеса словесности, варьируя между очернением и возвышением себя, любимого. Попутно умудряясь время от времени атаковать порядки врага и заманивать его в ловушки иных обсуждений. А под конец так вообще выдал:

— Староста, как и его помощник, — это лицо клан… тьфу, класса. А лицо должно быть красиво. Про ум я не говорю, ибо в этой школе учится будущая элита нашей великой империи. И глупцов здесь очень мало, а в нашем классе их и вообще нет. Так что на первом месте сейчас стоит лицо. А тут нам может помочь лишь прекрасная половина человечества, лучшая часть которой собралась в нашем классе. Ни я, ни любой другой парень в этом кабинете просто не имеет права забирать у них подобную честь! Дамы! Нам осталось лишь выбрать самую прекрасную из вас, и именно она будет представлять наш класс всей школе!

Ну, что тут можно сказать? Если бы девчонки пришли в себя чуть раньше, они, быть может, и отбрехались бы. Но парни просекли ситуацию первыми. И как итог — жеребьевка (все-таки!) среди одних лишь девушек. Уж не знаю, кто больше веселился в этот час, учитель или ученики. Зато знаю одну немаловажную деталь — никто не может заставить тебя быть ни старостой, ни помощником. Не прописано это ни в одной японской школе. Всегда и везде эти две школьные должности добровольны. Но год за годом ученики то ли забывают об этом, то ли специально не замечают. Впрочем, мне-то что. Меня ни разу никуда не пытались захомутать. И то хлеб.

На следующее утро, когда я медитировал над закипающей в чайнике водой, раздался звонок в дверь, за которой я с удивлением увидел мнущуюся Шину, одетую в спортивный костюмчик.

— Доброе утро, Синдзи.

— Доброе, — ответил я все еще удивленно. Уж больно вид у девчонки был непривычный, а если точнее — неуверенный. Нечасто я такое наблюдаю.

— А ты, я смотрю, уже почти готов для пробежки, — сказала она, оглядев меня с ног до головы.

Я тоже глянул на свои шорты и голый торс.

— Да… почти. — Смотрим, друг на друга, молчим. — Проходи, что на пороге-то стоять.

Посторонился, освобождая ей дорогу, и, закрыв дверь, прошел за ней в гостиную.

— Чай, кофе? — вырвалось у меня, лишь бы заполнить молчание. Да она сама на себя не похожа. Я ее