– Я еще раз говорю, я не при делах! – Но Раскатов упорно держал руки на коленях.

– Федосов?

– Ну, может, и не Федосов.

– А кто? Лопахин?

– Все тебе скажи! – нервно усмехнулся Рома.

– Настя на себя все взяла…

– Настя?! Стреляла в Сотникова?! И ты ей поверил?! – сардонически усмехнулся Раскатов.

– Ну, не стреляла…

– Заказала?! Она?! И ты поверил?! Ты, вообще, мужик или баба? – с глумливым визгом простонал Рома. – Свою любимую женщину обвинять в таком страшном грехе!.. А если бы Лера призналась, ты бы ей тоже поверил?.. Ну, ты и ничтожество, Гордеев! Ну, ты и ничтожество!.. Мне даже за одним столом с тобой сидеть противно!..

Он вдруг резко поднялся со своего места, смерил противника презрительным взглядом, кивнул на прощание Стражилову и рванул к выходу. Лучше бы револьвер со стола взял…

Гордеев смотрел ему вслед с язвительно-торжествующей улыбкой на губах. Нашел-таки этот прохиндей повод увильнуть от серьезного мужского разговора. Переложил с больной головы на здоровую и был таков…

Но в то же время в чем-то Раскатов был прав. Возможно, Настя действительно соврала. Вдруг она взяла на себя чужую вину?

Может, Настя и не мстила Гордееву, отказывая ему в близости, вдруг она действительно не хотела изменять мужу. Вадим Лопахин, может, и не красавец, и звезд с неба не хватал, но любовь – она не от разума, а от души. Любовь зла, если угодно… Возможно, Настя выгораживала своего неудачника-мужа, поэтому и пришла к Гордееву, влезла к нему в постель…

А в постель к нему ее могла уложить жажда реванша. Гордеев переспал с ней после двадцатилетнего перерыва, но вместо вдохновения получил разочарование, и Настя это заметила. Она не захотела оставаться для него историей, поэтому попробовала вернуть в свое настоящее. А заодно и мужа собой прикрыть. Или просто взять Гордеева под контроль…

Он взял со стола пачку «Мальборо», вынул сигарету, закурил, крепко затянулся, как будто дым обладал чудодейственным свойством прочищать мозги. Так или нет, но в сумраке мыслей высветились и состыковались два пазла. Когда стреляли в Сотникова? А когда Гордеев обидел Настю своим в ней разочарованием? Сначала было покушение, а потом уже все остальное. И если Настя затаила обиду, то уже поздно было мстить…

Настя могла отомстить за давнее прошлое, за те двадцать лет, которые прожила без него, но зачем ей это, если с мужем жила душа в душу? А если не было счастья, то в любом случае нужно обратить внимание на нестыковку в датах…

Гордеев достал из кармана телефон, вышел во двор и позвонил Усатову. Он готов был хорошо заплатить, лишь бы сыщик установил за Лопахиным наблюдение. Гордеев разворошил осиное гнездо, надо бы теперь проследить за полетами…

Небо затянуто темными с проседью тучами, но солнце им не удержать – яркие лучи прожгли серую, вспученную ветрами ватную взвесь и хлынули вниз, точно на маковки церквей; ожили монастырские колокола, медовым звоном поплыла по миру благая весть.

Лера завороженно смотрела на монастырь с белыми крепостными стенами, за которым к востоку раскинулся живописный старинный городок. И версты до монастыря нет, можно сказать, рукой подать, только реку переплыть. Отличное место они выбрали под свой будущий дом – с тем видом на святую обитель, на берегу реки. Застройка законная, проблем с тем оформлением в собственность не будет, свет от окрестной деревеньки протянут, а газа нет и не предвидится, придется ставить котел на мазутном топливе. Если, конечно, решение будет принято.

Место просто замечательное, за перелеском – деревушка, за рекой – монастырь, город, средняя школа. Но Долгопольск далеко, полтораста километров, и как быть, если вдруг приспичит вернуться в бизнес. А желание у Гордеева есть – и самому надо бы подняться, и Федосова поставить на место.

– Ты обещал!

Лера сжимала пальцы, как будто под руками была земля, в которую она вцеплялась. Надо будет, по пояс вроется, но с места не сдвинется. Деньги есть, дом поставят быстро, следующим летом уже можно будет въехать.

– А зимовать где будем? – спросил Гордеев.

– Времянку можно поставить.

– Здесь?

Лера кивнула, плотно сжав губы. Она говорила глупости, сама это осознавала, но ничего с собой поделать не могла. Если он прямо сейчас не скажет «да», она пойдет в лес, наломает веток, поставит шалаш и останется здесь жить. А лес красивый – березовая роща.

– А как же Долгопольск? Там твои родители.

– Будем к ним ездить.

– А школа?

– Мы же смотрели, нормальная здесь школа. Ну, не частная, но это даже лучше…

– А с Федосовым разобраться?

Лера вдруг резко повернулась к нему, взгляд ее непривычно полыхнул.

– Пошел он к черту, твой Федосов! – выплеснула она.

И сама же смутилась, опустила глаза.

– Ну, если так думаешь!.. – Гордеев широко улыбнулся и рубанул рукой, принимая решение.

– Да? – Лера поднесла к горлу собранные в кулачки ладошки.

Она затаила дыхание – как будто в ожидании чуда. Он улыбнулся еще шире – да. Конечно, да!

Они в обнимку подошли к машине. Гордеев уже открыл дверь, а Лера все еще клонила голову к его плечу. В кармане зазвонил телефон.

– Да тут еще и связь есть!

Решение уже принято – но правильное ли оно? Сейчас каждый «плюс», даже самый маленький, мог склонять чашу весов к положительному ответу.

– Михаил Викторович, ты где? – встревоженно, как показалось, спросил Усатов.

– На природе, а что?

– Далеко?

– Ну, далековато… А что такое? – разволновался Гордеев.

Он сел за руль, закрыл за собой дверцу. Его внимание привлекла белая «Газель» с синим фургоном, машина приближалась со стороны моста.

– Не скажу, что я уверен, но все может быть…

– Что может быть?

– Мы его потеряли!

– Кого вы потеряли? Что случилось? Ты можешь толком сказать?

– Лопахина потеряли. Он со своим дружком куда-то поехал, мы за ними, а они куда-то пропали.

– На чем поехал?

– Ну, «Газель» у них…

– Синий фургон?

– А вы их что, видите?

– Вижу!..

– Уезжай, Миша! Ноги в руки, и бегом!..

Гордеев уже без того стронул машину с места и направил ее на «Газель». Что бы он убегал от какого-то неудачника?!

– Миша, что ты делаешь? – забеспокоилась Лера.

– Бог не выдаст – свинья подавится!

Машина разгонялась по тряской дороге, «Газель» стремительно приближалась. Проселок узкий – не разъехаться, а Гордеев, казалось, шел на таран.