Ему также было велено проникать в диаспоры выходцев из Советского Союза и стран Центральной и Восточной Европы. Находить лиц, имевших доступ к службам австралийской разведки и контрразведки, для получения полезных сведений, саботажа тех или иных действий англо-американского блока, выявления британских и американских агентов в СССР и социалистических странах. Ему вменялось в обязанность убеждать иммигрантов, разочарованных условиями своей жизни в Австралии, возвращаться на социалистическую родину. А также входить в доверие иммигрантов, придерживавшихся антисоветских взглядов, и информировать о них Москву.

Петрову также полагалось следить за сотрудниками посольства. Он должен был пресекать возможности перехода кого-либо из коллег в стан врага. Подобных явлений в разных странах становилось все больше. Незадолго до приезда Петровых в Австралию попытку остаться в этой стране предприняла бухгалтер посольства, жена одного из дипломатов. Она нашла работу в Сиднее, собрала вещи и приготовилась к отъезду, но о ее намерении стало известно. Бухгалтершу задержали, принудили вернуться в Советский Союз и отправили на 10 лет в лагерь[381].

Петров гордился тем, что при нем случаев предательства не было – вплоть до того дня, когда он сам решился на подобный шаг.

Наряду с сотрудниками посольства следовало держать в поле зрения остальных советских граждан, проживавших в Австралии. Их было около 200.

Евдокия выполняла важную работу, хотя не оперативного характера. Была шифровальщицей резидентуры и секретарем посла, заведовала канцелярией и бухгалтерией.

Посольство, в котором предстояло работать Петровым, находилось в уютной Канберре, в которой в то время насчитывалось 27 тысяч жителей. Значительную часть составляли государственные служащие и сотрудники заграничных представительств разных стран. Одноэтажный город, с обилием парков, деревьев и цветов. Просторные аллеи и улицы, мало автомобилей, свежий воздух. По существу – большая (или не очень большая) деревня, где все перезнакомились и всё друг о друге знали. В мире немного таких уединенных мест, имеющих право называться столицей суверенного государства.

Петровы не оставили своего описания Канберры, зато это сделал Бялогурский, приехавший туда за десять лет до своих будущих «подопечных»:

«Столица Австралии Канберра – необыкновенный город, и он по сути мало известен даже большинству австралийцев. Его появление, подобно появлению Вашингтона, стало воплощением идеи о том, что столица государства должна быть построена несколько уединенно и служить местом пребывания правительства и основной массы служащих, занятых в правительственных учреждениях. Она была детищем молодого американского архитектора-идеалиста Уолтера Бэрли Гриффина, проект которого одержал победу на всемирном конкурсе. Поскольку ему не нужно было заботиться о потребностях промышленности и торговли, он получил возможность создать идеальный город. В какой-то степени ему это удалось. Канберра – город редкой красоты. Он построен по принципу концентрических кругов. В центре, в окружении парков, деревьев, кустарников и цветов расположены парламент и здания правительства. По внешней границе второго круга, в диаметрально противоположных точках на расстоянии около мили друг от друга, находятся два образцовых торговых центра – Кингстон и Сивик. На некотором отдалении расположены предместья, различающиеся в зависимости от доходов населяющих их чиновников и служащих, но все высокого уровня. Это – третий круг.

…Общая картина оставляет впечатление города-сада – весной буйство красок цветения, а осенью полыхающая багрянцем и золотом листва специально подобранных деревьев и кустарников»[382].

С точки зрения официальных лиц у Канберры был один недостаток, а, возможно, и достоинство, смотря как посмотреть – удаленность от жизни страны. В географическом и климатическом отношении выбранное для столицы место было великолепным, но до центров общественной, финансовой и промышленной активности она отстояла на сотни миль. 200 – до Сиднея и 400 – до Мельбурна. С одной стороны, чиновники могли не опасаться, что их заденут социальные протесты или антиобщественные выходки. С другой – было сложнее «держать руку на пульсе», знать, чем живет и дышит страна.

Дипломатам это, в общем, не мешало, а вот разведчикам не хотелось быть на виду в «деревенской Канберре». Поэтому все наиболее важные встречи, агентурные разработки и операции переносились в мегаполисы. Там можно было без помех выполнять всякие важные задания.

Советское посольство размещалось в районе Кингстон, на Канберра-авеню, в бывшей гостинице, которая мало подходила для дипломатической миссии. Вытянутое двухэтажное кирпичное здание унылого вида. Красная черепичная крыша. Коридорная система, маленькие комнаты. Территория компаунда невелика и отдельных сотрудников, даже не принадлежавших к «ближним», приходилось селить в городе. Тем самым они приобретали определенную свободу и на время исчезали из-под бдительного ока начальников, стремившихся исключить несанкционированные контакты с местным населением. Послы поднимали вопрос о расширении территории посольства и строительстве там жилого корпуса, чтобы денно и нощно «пасти» сотрудников и их семьи – подобно тому, как это происходило в «благоустроенных» загранточках. Однако это требовало увеличения земельного участка, находившегося в собственности, то есть вложения дополнительных средств, а Москва не хотела тратиться.

Петровых эта проблема не волновала. По своему статусу они имели право и обязаны были проживать в городе, чтобы руки были развязаны, и они могли принимать людей, не смущаясь посольскими ограничениями. Владимир арендовал хороший дом неподалеку от Канберра-авеню, куда не стыдно было приглашать гостей. Ему предоставили автомашину, он был мобилен, и ничто не препятствовало выполнению заданий центра.

Но первым делом следовало познакомиться с персоналом посольства, заручиться поддержкой коллег, обрести надежный тыл. Коллектив был небольшим – всего 19 человек. Больше половины – члены техсостава: шофер, повар, дежурные коменданты.

Николай Михайлович Лифанов к приезду Петровых пробыл в Австралии семь лет и сделался дуайеном дипломатического корпуса («старшиной», как писали в мидовских документах). Внешне похож на Петрова. Старше всего на три года. Тоже из крестьян, массивный, кряжистый. Был человеком общительным, любящим хорошую компанию, собирал сотрудников на дружеские застолья, где задушевно исполнял русские народные песни (он обладал неплохим драматическим тенором) и пускался в пляс к удовольствию подчиненных.

До назначения в Канберру Лифанов работал заведующим Первым Дальневосточным отделом НКИД, а прежде успел потрудиться в Наркомате внешней торговли, закончил аспирантуру московского Института востоковедения, заведовал учебной частью административно-правового факультета Среднеазиатского государственного университета в Ташкенте.

В Австралии, как и большинству приезжих, ему все нравилось – страна, природа, люди. Нравилась и работа, но со временем справляться с ней становилось труднее. Москва сокращала штат посольства, причем за счет крепких профессионалов. В 1946 году отбыл без замены политический советник (им был А. А. Солдатов, впоследствии посол в Великобритании, на Кубе, в Ливане), а в 1949 году – первый секретарь. Послу приходилось опираться на младших дипломатов, которые по своему уровню (ранг, квалификация), могли выполнять только ограниченный круг поручений. Английским языком владели недостаточно хорошо, что отражало общие проблемы нового поколения загранработников. Нужно было срочно заполнять вакансии, образовывавшиеся в результате репрессий, времени на подготовку отводилось немного, да и лингвистическими способностями новые кадры не всегда отличались. Сам Лифанов признавался в «недостаточном знании английского языка»[383].