Прикрываясь дверцей машины как щитом, Конклин кричал в мегафон:

— Веттер, тебе не уйти! Руки на затылок и выходи! Давай все сделаем мирно!

На втором этаже я заметила движение — Веттер ходил из комнаты в комнату и, кажется, на кого-то кричал. Слов разобрать было нельзя.

— С кем он говорит? — спросил Конклин у меня через разделявшую нас машину.

— Видимо, с матерью, черт бы все побрал. Значит, она в доме.

В особняке включился телевизор, и кто-то сразу добавил звук до максимума. Можно было разобрать слова сюжета новостей. Странным казалось слышать, как репортер описывает события, в которых мы непосредственно участвовали.

«Тактический маневр, начатый два часа назад у Стэнфордского университета, переместился в элитарный район Маунтин-Вью, на улицу Милл-лейн».

— Веттер, ты меня слышишь?! — проревел Рич в мегафон.

По щекам у меня градом катился пот: на последних страницах «Седьмого неба» описывалась перестрелка с полицейскими. Я помнила рисунки: окровавленные тела на земле и убегающие Голубь и Ястреб. Они прикрывались заложником.

Посовещавшись с рыжеволосым капитаном спецназа, бывшим морпехом Питом Бейли, решили, что мы с Конклином встанем по обе стороны входной двери, чтобы задержать Веттера, когда он выйдет. А спецназ подключится, если ситуация осложнится.

Подойдя к дому, я обратила внимание на запах дыма.

— Что-то горит, — сказала я Ричу. — Чувствуешь?

— Да. Неужели этот урод решил сжечь собственный дом?

Из окон по-прежнему доносился голос теледиктора, комментировавшего изображение, полученное с вертолетов, и державшего зрителей в курсе событий. Очень неглупо со стороны Веттера следить за ходом операции по телевизору. Если мы с Ричем попали в объектив, Веттер знает, где мы стоим.

Капитан Бейли сказал мне по некстелу:

— Все, сержант, начинаем.

Но не успел он отдать приказ, как женский голос крикнул из-за входной двери:

— Не стреляйте, я выхожу!

— Не стрелять! — сказала я Бейли. — Выходит заложник.

Дверная ручка повернулась.

Открылась дверь, и серый дым клубами повалил в серый облачный день. Послышался звук хорошо смазанного мотора, и сквозь мутную пелену я увидела, как моторизованное инвалидное кресло натыкается на дверной косяк, маневрирует и выезжает на дорожку. Сидевшая в кресле женщина была маленькой и хрупкой — видимо, парализованная. Желтая шаль, наброшенная на голову и плечи, связана на костлявых коленях свободным узлом. Лицо — мучительно-напряженное, на пальцах сверкают бриллиантовые кольца.

Она поглядела на меня испуганными голубыми глазами.

— Не стреляйте, — взмолилась она. — Только не стреляйте в моего сына!

Я неотрывно смотрела в голубые, как льдинки, глаза миссис Веттер, пока она не нарушила молчание. Чуть повернув голову, женщина крикнула:

— Ханс, делай то, что они тебе скажут!

Желтая шаль упала с плеч, и мое сердце екнуло: в кресле сидели два человека.

Миссис Веттер сидела на коленях своего сына.

— Ханс, делай то, что тебе скажут, — передразнил ее Веттер.

Кресло выехало на газон. Теперь я прекрасно видела крупную правую руку Веттера на панели управления. Левой рукой он удерживал мать за талию, а правой сильно вдавливал ей под нижнюю челюсть обрез двустволки двенадцатого калибра.

Я опустила мой «Глок-9» и заговорила с деланным спокойствием, ни тени которого у меня не было:

— Ханс, я сержант Боксер, полиция Сан-Франциско. Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал, поэтому бросьте оружие. Из создавшейся ситуации есть нормальный выход, я вам его предлагаю. Я не буду стрелять, если вы опустите обрез.

— Ага, сейчас, — засмеялся Веттер. — А теперь оба слушайте меня. — Он указал подбородком на нас с Конклином. — Встаньте между моей матерью и копами и бросайте оружие, или погибнут люди.

Я не просто боялась. Я была в ужасе.

Я бросила пистолет на траву, Конклин сделал то же самое, и мы встали перед инвалидным креслом, заслонив миссис Веттер и ее ублюдка сынка от спецназовцев, ожидавших на границе участка. Кожу покалывало словно иголочками. Меня бросало то в жар, то в холод. Время замедлилось, ужасная сцена тянулась, по ощущениям, бесконечно, а между тем валивший из двери дым густел.

С приглушенным «бум» пламя вырвалось из окон по фасаду. Гостиная ярко осветилась изнутри. Мириады стеклянных осколков сверкающим дождем пролились на наши головы. Конклин держал руки так, чтобы Веттер их видел.

Инспектор прокричал:

— Ханс, мы сделали, что ты сказал. А теперь брось свою чертову пушку, парень. Мы будем прикрывать тебя до самой дороги, никто в тебя не выстрелит. Опусти ружье.

Пламя ревело как в горне. Вдалеке послышалось завывание пожарных сирен. Веттер сдаваться не собирался, если дикий блеск в его глазах я правильно разгадала как вызов.

Но Голубь не оставил себе выхода.

Что он готовится сделать, черт возьми?!

Веттер громко рассмеялся — на долю секунды я засмотрелась на красивые белоснежные зубы, которым с детства обеспечили лучших дантистов, — и сказал Конклину:

— Согласитесь, режиссировать эту сцену должен только Фрэнсис Форд Коппола!

Я услышала тихий щелчок и громоподобный выстрел.

Мне еще не приходилось видеть ничего подобного.

Только что я смотрела в глаза миссис Веттер, и вдруг ее голова взорвалась. Купол черепа раскрылся как цветок. Воздух на мгновение потемнел от кровавой росы, окатившей меня, Конклина и Веттера красной волной.

— Нет! — закричала я.

Веттер снова засмеялся, сверкая белоснежными зубами на кровавой маске. Обрезом он оттолкнул тело матери, и оно сползло с кресла, покатилось по траве и остановилось у моих ног. Веттер направил ствол между мной и Конклином и снова выстрелил. Раздался оглушительный грохот двойного, как мне показалось, выстрела картечью, которая, к счастью, пролетела над головами копов и спецназа.

Я пыталась осознать только что увиденное. Вместо того чтобы воспользоваться матерью как гарантией безопасности, Веттер ее убил. А группа захвата не может стрелять, потому что мы с Конклином стоим на линии огня.

Большим пальцем Веттер сдвинул рычаг, открыв замок, переломил обрез, перезарядил двустволку и одним движением закрыл ее с сухим щелчком — характерный резкий звук, который ни с чем не спутаешь.

Он снова готов стрелять.

Я не сомневалась, что живу последние секунды. Ханс Веттер нас сейчас убьет. Мне ни за что не подхватить «глок», чтобы опередить его.