Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Хант шевелил угли кочергой. Над ними взвивались ярко-алые, с золотистыми проблесками искры, словно стайка взволнованных мотыльков, но взмах кочерги останавливал их полет, и они оседали серыми хлопьями.
— Не забывайте, джентльмены, что в грехопадении были виновны не только двое. Если приглядеться, всегда найдется змей-искуситель и, как ни прискорбно, встретить его можно в неожиданных местах. Например, в церкви.
— Отродясь не видывал в церкви змей, — заспорил с ним конюх, который уже покончил с трапезой и звучно облизывал жирные пальцы. — Как они туда вползут по нашей здоровущей лестнице? По ней человеку-то трудно вскарабкаться, особливо в гололед.
— Вползут, уж не сомневайтесь, — не смутился мистер Хант. — Говорят, что в древности «змеями» называли друидов, языческих жрецов, и якобы именно их изгнал из Ирландии Святой Патрик. Так это или нет, не берусь судить, но один жрец-язычник мне известен. Учитывая его прошлое, можно ли удивляться, что в его приходе процветают пороки? Виновник ваших злоключений, Холлоустэп, это никто иной, как ректор Джеймс Линден, — сказал мистер Хант и усмехнулся, увидев, как постояльцы повскакивали со скамеек и дружно посмотрели на подкову, висевшую над дверью дужками вниз.
Их единодушие удивило коробейника и двух торговцев сеном, бывших в Линден-эбби проездом, но как только трактирщик шепнул «Холодное железо!», проныра-коробейник, не смутившись, выудил из-под вороха воротничков и подтяжек пригоршню гвоздей. В его сторону полетели медяки, которые, при всей своей полезности, совершенно не годятся в качестве оберега. А вот железо годится. Они его боятся. Коробейник довольно потирал ладони, покрасневшие от постоянного ощупывания лент, блокнотов и прочих товаров, обильно подкрашенных мышьяком. По пенни за гвоздь — тут волей-неволей уверуешь в чудеса!
Между тем мясник снова зашевелил губами, словно перемножал шестизначные цифры в уме. Брови ползли вниз под грузом неподъемной мысли. Наконец он вопросил ошарашенно:
— Так это он ее, что ли? Наш пастор?
— Нет, но…
— А что, с них станется, — авторитетно заявил мистер Кеббак. — Коли положат глаз на девку, хоть под замок ее посади, все равно ее ублудят. Хлопнут в ладоши, скажут «Лошадка и охапка» и окажутся, где пожелают, хошь за тридевять земель, хошь в чужой спальне.
Закряхтев, конюх потянулся за новым кувшином пива, после чего смерил трактирщика снисходительным взглядом, готовясь открыть дебаты, тянувшиеся не один десяток лет.
— Опять чепуху городишь, не может наш ректор быть из них. Не может и все тут.
Будучи человеком трезвомыслящим, он все же скрестил под столом два гвоздя.
— А наперстянка? Верный ведь признак, что они поблизости.
— Мож, у пастората такая землица особая, что ей там вольготно растется, — парировал скептик. — Сам рассуди — будь он из них, давно бы мальчишку-графа, своего-то племянничка, со свету сжил бы и усадьбу оттяпал.
— Он выжидает. Способ, значится, ищет, — не сдавался мистер Кеббак.
— Да какой тут способ? Свистнул бы гончих Гавриила, они б в два счета мальчонку растерзали да косточки обглодали.
— Но ты ж не будешь спорить, Амос, что однажды он их уже свистнул? Когда его брата с охоты привезли, — сказал трактирщик и болезненно скривился, потому что мысли наконец догнали язык и начали его выкручивать.
Повисла пауза.
Мгновение спустя она сменилась натужной оживленностью — забулькало пиво, выплескиваясь через края кружек, ножи яростно заскрежетали о тарелки, кто-то затянул балладу, но сфальшивил в первом же куплете и умолк, а цена на гвозди между тем взлетела до астрономической суммы в шесть пенсов за штуку.
Только Холлоустэп молча хмурился, пытаясь сообразить, как каким образом пастор, кем бы он там ни был, причастен к его личному горю.
— Боитесь их? — ласково заговорил мистер Хант, не выпуская из рук кочергу.
— Как их не бояться, — проворчал трактирщик. — Они ж малых ребят уносят, стоит матерям зазеваться.
— И посевы топчут, если им приспичит водить хороводы на чужом поле.
— И поди разберись, каковы они с лица…
— А наш пастор уж такой пригожий! — пискнула девчонка, но хозяин так на нее топнул, что она опрометью бросилась в кухню.
— Тут бабка надвое сказала, пригожий он аль нет. Вот как его братца с охоты привезли, он тоже благостно так лежал, как будто во сне помер. Однакож горничные сказывали, что когда матушка Крэгмор закончила его тело обмывать, то вышла из спальни, к стенке привалилась, да так стоя и сомлела. А уж она-то не робкого десятка, коли в камеристках у самой леди Линден ходила….
— Не к ночи будь помянута, — добавили сразу несколько мужчин, среди них и конюх.
— Покойной леди Линден? — переспросил мистер Хант.
— Да уж, такую упокоишь, — взгрустнул Кеббак. — Так вот, наш-то пастор — ну, тогда еще достопочтенный Джеймс Линден, — не отходил от брата, даже спал у гроба, а на похоронах бледный стоял, вены точно углем нарисованы. Может его так от тоски скрутило, а может от чего похлеще.
— От чего же?
— Дык, сэр, вы, поди, слыхивали сказ о том, как одну повитуху среди полуночи из постели выдернули. Видный джентльмен за ней прискакал, на коне, при всем параде. Привез ее в свою усадьбу, там его жена лежит на кровати под балдахином и родами мучается. Сама красавица писаная, да и младенчик уродился весь в мать, такой же ладный да справный. Тут мать повелела повитухе натереть его мазью, а та возьми да и коснись пальцем правого глаза. Сразу увидала, куда ее занесло. Повсюду корни переплелись и вода с потолка капает, вместо кровати — камень замшелый, а усадьба и вовсе не людское жилье, а пещера. Да и хозяева на людей не похожи — кожа бурая, зубы, что твой частокол, на плечах зеленые лохмотья болтаются… Думается мне, сэр, много силы надобно, чтобы такой морок сотворить. Утомительно, поди, так колдовать.
— Особенно для полукровок, — довольно кивнул мистер Хант.
Все головы повернулись к нему.
— Хотя их способности, конечно, мало изучены.
— Вы что ж, совсем их не боитесь? — подал голос Холлоустэп.
— Нет.
Мужчины пододвинулись поближе.
— Вы, сэр, слово заветное от них знаете? Заговор?
— Амулет какой? — подался вперед коробейник, готовый внести его в список товаров первой необходимости.
— Как и вы, я полагаюсь на холодное железо.
Мистер Хант сунул руку во внутренний карман сюртука и торжественно предъявил им нечто такое, от чего у трактирщика и конюха вытянулись лица.
Материал, действительно, был подходящим.
Но почему прихватило сердце?
Нет, не от страха.
Точнее, не от того восторженного, какого-то пьянящего страха, какой вызвали упоминания «добрых соседей», страха, знакомого еще с детства, когда лежишь на низкой кровати, втиснувшись между старшими братьями, и пытаешься расслышать сквозь их храп, как на кухне дробно стучат шажки. Наутро окажется, что миска с кашей, загодя оставленная у очага, вылизана дочиста — «добрые соседи» приняли дар.