– Стой, говорю! – потребовал папа.

Я резко развернулась.

– Это мамина гостиница! Ты об этом забыл? Как тебе в голову пришло избавиться от нее? Она ничего для тебя не значит? Мама тоже ничего для тебя не значила?

Он остановился.

– Ты знаешь, что это не так. Но нам нужно жить дальше.

– Точно. – Я дернула ручку дверцы. – Ты поэтому хочешь продать ее гостиницу своей бывшей жене? Тебе это не кажется странным? Принимать ее в нашем доме? Сажать ее в мамино кресло? Теперь еще и гостиницу собрался отдать ей? Она что-то вроде маминой замены? Ой, нет. Она же была первой. Выходит, технически это мама – ее замена.

Папа вздрогнул. С его лица сошла злость.

– Я любил твою маму. Ты это знаешь.

– Я тебе не верю.

Он не помешал мне сесть в машину. Я хлопнула дверцей, завела мотор и сдала назад. Перед глазами еще долго стояло лицо папы.

* * *

В «Плюмерию» я приехала злая. По дороге, наедине с собой и своими мыслями, не успокоилась, а лишь еще сильнее завелась. Как они смеют? Думают, я позволю им отобрать у меня гостиницу? После всего, что я для нее сделала? После всего, что бросила ради нее? Не представляю, как подобное бы расстроило маму. Лучше бы уж папа с тетей Хелен встречались.

Мне отчаянно хотелось на кого-то наорать. И к счастью, было на кого.

Распахнув дверь, я ворвалась в кабинет Уильяма.

– Как давно ты об этом знал? Недели? Месяцы? То-то ты так любезничал с тетей Хелен на вечеринке. Должна была догадаться, что вы что-то задумали.

Уильям поднял на меня взгляд поверх очков. Медленно откинулся на спинку кресла.

– Значит, они рассказали тебе о продаже.

– О да! И скажу тебе так: я этого не допущу. Мы не продадим гостиницу. Ни сейчас. Ни потом. Никогда. Нравится тебе это или нет, я всегда буду здесь, Уильям. Или примирись с этим, или проваливай, как твои предшественники.

Уильям несколько секунд молча разглядывал меня.

– Опять будешь плакать?

– Нет. – Сказала и поморщилась – голос предательски дрогнул.

О боже. Я вытерла глаза. Откуда опять эти слезы? За прошлую неделю я плакала больше, чем за целый год.

– Не важно. Важно другое: мы не продадим гостиницу. Тем более Хелен. Да что она вообще знает об управлении гостиницей?

– Она годами консультировала по вопросам предпринимательства, но продолжай.

– Мне от этого должно стать легче? Может, она и разбирается в финансировании, и что? Она превратит «Плюмерию» в очередной бездушный отель. А как же люди, работающие тут десятилетиями? Да ей плевать на них!

– Ты действительно в это веришь?

– Я это знаю.

Уильям поднялся, застегнул блейзер.

– Я тебе кое-что покажу. – Он обогнул стол и вышел из кабинета. – Идем.

– Куда?

Мы пересекли вестибюль, вышли на главную лужайку. Мое смятение сменилось злым презрением, когда я увидела сложенный брезент, частично установленные строительные леса, собравшихся вокруг беседки рабочих.

Я вцепилась в рукав блейзера Уильяма, заставляя его остановиться.

– Ты мне это хотел показать? – А он время зря не терял. Наверное, позвонил рабочим в ту же секунду, как я проспорила ему. – Ты зачем меня сюда привел? Тыкнуть мне этим в лицо? Сделать мне еще больнее? Я говорила тебе, как много это беседка для меня значит.

– Поэтому мы ее переносим. – Уильям рывком высвободил руку. – Разбираем на части, сохраняя что можно. Дизайн будет тот же, но материал лучше и крепче. Мы восстановим ее в западном углу лужайки. – Он поправил рукав, устало глядя на меня. – Там земля хорошая, твердая. Мы проверили.

Боевой запал тут же иссяк.

– Вы переносите ее? Не рассматривала такой вариант.

– Я тоже.

– Наверное, – я переступила с ноги на ногу, – мне следует тебя поблагодарить.

– О нет, – фыркнул Уильям. – Не меня. Я по-прежнему не вижу в ней смысла. И снес бы ее. Но после нашего разговора посоветовался кое с кем. – Он выгнул бровь. – С тетей Хелен. Это ей пришла такая идея.

– Правда? – Я опустила взгляд, не желая видеть в его глазах осуждение.

– После того как я объяснил ей, как много значит для тебя эта беседка, она проконсультировалась со строителями, и они вместе пришли к вот такому решению.

Все настолько просто? И у меня останется моя беседка? Даже странно, что все настолько просто.

– Это хорошая идея, – тихо признала я.

– Да, – кивнул Уильям. – И ты знаешь, кого за нее поблагодарить.

Глава 32

В последующие дни я несколько раз приходила на виллу. И каждый раз та оказывалась пуста. Ребята то ли ходили на пляж, то ли занимались чем-то, что не требовало присутствия гида. Прояви я больше усердия – приди пораньше или вернись попозже – наверняка бы встретилась с ними. Но в глубине души каждый раз, стуча в дверь и не слыша ответа, чувствовала облегчение.

У меня была мысль, как загладить свою вину, однако ее я тоже отодвигала на потом. Пока не осознала, что ребята всего через пять дней покинут остров. Исправить наши отношения с Эйденом невозможно, зато возможно наладить отношения с его друзьями. Особенно с Хейли и Элизой, которые в обозримом будущем будут частью моей жизни и моей семьи.

Первая часть плана была и самой легкой, и самой сложной одновременно. Нужно было лишь, сидя на попе, кое-что нарисовать. И согласно условиям сделки с Мальком даже не требовалось закрашивать этот рисунок. Проблема в том, что стоило только взяться за карандаш, как появлялись какие-то важные и срочные дела.

В конце концов я взяла себя за шкирку и усадила за рисунок. Сразу после заката, под музыку дождя, капли которого мерно стучали по оцинкованной крыше. Для начала я решила разогреться. Расслабив пальцы, начала рисовать все, что придет на ум, придерживаясь привычных и легких для руки объектов: цветов, деревьев, листьев. Пары знакомых глаз цвета умбры.

«Когда «поймал волну». Понимаю, о чем ты. Прекрасное чувство».

Я захлопнула блокнот и вылезла из кровати. С колотящимся сердцем вышла из комнаты, хотя очень хотелось продолжить последнюю зарисовку. Закончить ее и начать новую. Любой из только что нарисованных эскизов, кроме последнего, годился для выплаты долга Мальку. Но ни один из них не казался достаточным. Хотелось дальше рисовать, и в этом желании крылась опасность.

Я поплелась в кухню. Пол холодил босые ступни. К сожалению, кухня не пустовала. За стойкой сидела тетя Хелен, рядом с ней стоял папа.

Папа выглядел изнуренным. Подозреваю, мое лицо зеркально отражало его. Не помню, чтобы