В связи с приведенными фактами особое значение имеет комментарий должностного лица в Вашингтоне, с которым я консультировался перед отъездом в Германию в июле 1952 года. Этот человек служил своей стране на высоком посту в администрации Рузвельта и Трумэна, и президент Эйзенхауэр тоже оставил его в своем правительстве. Он очень хорошо знал ситуацию в Германии. Он сказал мне: «Я считаю, что в общем руководство германской промышленности вело себя так же, как в подобных обстоятельствах поступало бы американское, британское, французское и др. Лидеры германской индустрии были не хуже иностранных, но они оказались в ситуации, с которой те не сталкивались ни в одной стране. И они делали все, что было в их силах».

К моменту, когда Гитлер объявил войну Польше, была одна-единственная сила, которая могла свергнуть гитлеровский режим, – а именно вермахт. Изучая историю заговоров с целью убийства фюрера, закончившуюся 20 июля 1944 года неудачной попыткой полковника Клауса Шенка фон Штауффенберга, поражаешься тому, что участвовавшие в заговоре штатские лица стремились убедить офицеров вермахта, занимавших важные посты, в том, что их долг спасти Отечество, что, кроме них, это не может сделать никто другой.

Мы уже обращали внимание на то, что обнародование в мае 1935 года Закона о защите рейха сопровождалось секретным декретом, который не был опубликован. Согласно этому декрету, индустрия должна была соотноситься с экономической политикой рейха, а все гражданские институты – подчиняться руководству страны. Однако это условие действовало недолго, поскольку уже на следующий год уполномоченным по четырехлетнему плану был назначен Герман Геринг. Он был наделен правами «издавать декреты и общие административные постановления, а также приказы правительственным министерствам, в том числе высшим государственным органам».

Через два года Декрет от 6 июня 1938 года предоставил Герингу дополнительные полномочия – теперь он отвечал за обеспечение рабочей силой предприятий, на которые возлагалось исполнение важнейших заказов государства. Теперь он мог по собственному усмотрению распоряжаться рабочими, занятыми в производстве на всей территории Германии, подчинить себе любого предпринимателя, пытавшегося уклониться от исполнения военных заказов, просто забрав у него рабочих, не говоря уже о других методах.

И как будто этого было недостаточно! 27 августа 1939 года, за пять дней до объявления войны, Гитлер издал указ, согласно которому все экономические меры должны определяться центральной властью, действовавшей в регионах через своих функционеров, известных как комиссары обороны. Затем последовал декрет от 30 августа, предоставляющий комитету министров по обороне рейха право издавать постановления, равносильные законам.

Можно предположить, что благодаря столь сложной системе руководства режим полностью избавил себя от любых попыток сопротивления. Однако худшее было впереди. Следует помнить, что Гитлер уже подчинил себе все военные силы нацистского рейха. А 26 апреля 1942 года он потребовал от рейхстага предоставить ему полномочия решать судьбы – жизни и смерти – всего германского населения. Гитлер старался придать каждому своему акту вид законности. И этот последний закон, который был принят без единого возражения, гласил: «Фюрер должен обладать всей полнотой власти, необходимой ему для достижения победы. Не будучи связанным существующими законными ограничениями… [он] должен иметь в своем распоряжении все необходимые средства для принуждения каждого немца к исполнению своего долга, будь он рядовой или офицер, мелкий или крупный чиновник либо судья, руководящий или рядовой член партии, рабочий или предприниматель. В случае нарушения людьми своего долга фюрер имеет право, невзирая на существующие законы, наказать провинившегося и лишить его поста, ранга или положения без предписанных законом процедур»[70].

В современном мире откровенный деспотизм не так часто прибегал к маскировке своих намерений при помощи специальных юридических терминов. Гитлер был слишком занят ведущейся войной, скрываясь в своих логовах, куда допускались лишь особо доверенные лица, чтобы уделять внимание жизни граждан. А потому его приближенные присвоили себе полномочия, предоставленные лишь фюреру. И правили они жестоко.

Промышленники чувствовали на себе властную руку абсолютной диктатуры не меньше всех остальных немцев. Комиссары обороны следили за тем, чтобы представители СД (тайной разведки гестапо) присутствовали на каждом предприятии, предупреждая возможный саботаж. По мере того как мировая война набирала темпы и все больше немцев погибало на полях сражений, участились проверки на предприятиях с целью выявления дополнительного человеческого материала для отправки в действующую армию. Владельцы и управляющие предприятий ломали голову, как выполнить установленный план производства (его невыполнение грозило серьезным наказанием) без мобилизованных на фронт кадровых рабочих. В начале войны им еще удавалось вызволять из концлагерей своих рабочих, но теперь они ничем не могли помешать массовой мобилизации, лишавшей их необходимых рабочих рук.

Затем начался период, о котором один из самых блестящих адвокатов германской обороны Рудольф Дикс, участвующий в различных судах Нюрнберга, сказал в одном из своих обращений к суду: «Третий рейх всех и каждого вынуждал к безбожным действиям». Главным образом под этими «безбожными действиями», названными военным судом в Нюрнберге преступлениями, были использование «рабской силы», жестокое обращение с пленными и уничтожение предприятий в побежденных странах.

Я ни в коем случае не оправдываю принудительный победителями труд пленных или их бесчеловечное обращение с людьми, будь то друг или враг, а также захват промышленных предприятий противника в виде военных трофеев. Но считаю справедливым описать ситуацию, в какой оказались германские промышленники начиная с сентября 1939 года и до конца войны, чтобы мы могли понять – но не простить – жестокость этого мрачного периода и явное стремление нацистского режима укрепить свою мощь за счет побежденных конкурентов.

В первые два года войны военные успехи Гитлера следовали один за другим с такой стремительностью и с такими мизерными людскими потерями, что еще остро не вставала проблема восполнения мобилизованных на фронт рабочих. Однако после первых неудач в Советской России, последовавших зимой 1941/42 года, пришлось по-новому взглянуть на эту проблему.

Новый министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер оказался в очень тяжелом положении из-за того, что гауляйтеры в различных землях по-дружески или за взятки помогали владельцам предприятий, не связанных с военным производством, сохранять своих рабочих, тем самым не выполняя предписанных им квот по мобилизации людей в военную промышленность. Шпеер предложил Гитлеру назначить уполномоченным по трудовым ресурсам кого-нибудь из гауляйтеров. Такого «крутого парня» нашли в лице человека с бычьей шеей Фрица Зауккеля, гауляйтера Тюрингии. В марте 1942 года Зауккель получил задание мобилизовать жителей оккупированных стран на военную промышленность Германии, чтобы они заняли место германских рабочих, необходимых фронту в качестве солдат.