— Да, так он и сделает. Я слышала, что исключений не будет. А бедная Гелина все время качает головой, хочет, чтобы этого не произошло. У нее всегда было мягкое сердце, как у Луция мягкая голова. И вот, видишь, что из этого получилось! Но Марк Красс — крепкая голова, и еще тверже у него сердце. Он не допустит ни единого исключения при свершении римского правосудия.

— Да, разумеется, не допустит. Но такой человек должен быть непоколебимей Катона, чтобы отправить на смерть повара, который умеет все так готовить.

— Тссс! Не произноси этого слова.

— Какого еще слова?

— «Смерть». Видишь вон там молодую служанку?

— Ну и что?

— Нехорошо произносить это слово вслух там, где его могут услышать обреченные.

Они на короткое время умолкли, потом женщина заговорила снова.

— Тебе не кажется, что здесь сквозняк?

— Полно, женщина, не начинай…

— Еда остывает, пока ее так долго несут из кухни.

— По-моему, ты ешь достаточно быстро, чтобы не беспокоиться на этот счет.

— Что ж, даже если и так, все равно этот индюк-распорядитель мог бы усадить нас в одном из привилегированных залов, если бы у тебя хватило смелости этого потребовать, как я тебя просила.

— Дорогая, не начинай все сначала. Еда везде одинакова, я в этом уверен, и на это жаловаться не приходится.

— Еда — может быть. Но насчет компании ты этого сказать не можешь. Ты вдвое богаче любого из сидящих в этом зале! Тебя следовало посадить ближе к Крассу или по крайней мере в среднем зале, рядом с Гелиной.

— Залов и сидений здесь ровно столько, сколько их есть. А народу собралось больше, чем я когда-либо видел на поминках за много лет. И все-таки ты права в отношении публики в этом зале. Взгляни-ка туда, на этого чудака-философа, который живет в этом доме. Кажется, его зовут Дионисием.

— Да, он похож на половину всех греческих философов в Италии. Не слишком-то он выдающийся философ, как я слышала, — проворчала женщина.

— Говорят, второсортный. Не могу понять, почему его держал Луций. Я полагаю, что его откопала Гелина, и это не говорит об ее хорошем вкусе, правда, в отношении поваров он ее не подводит. Со смертью Луция ему вряд ли удастся сохранить такое удобное положение. Кому нужен в доме второразрядный философ, да к тому же стоик, когда везде такой большой выбор хороших эпикурейцев, и особенно здесь, в Заливе? Такой неприятный субъект… да к тому же и довольно неотесанный. Ты только посмотри на него! Строит рожи и привязывается ко всем.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Он делает из себя посмешище, разве нет? Больше похож на клоуна, чем на эрудита.

Дионисия вряд ли можно было обвинить в плохих манерах за столом, хотя он и был уязвлен отведенным ему местом. Но действительно казалось, что он строил рожи, поскольку то и дело морщил нос и высовывал язык.

— Но выглядит он забавно.

Но Дионисий вовсе не добивался комического эффекта. Он схватился за горло и повалился вперед каким-то судорожным движением. Он с хрипом втянул в себя воздух и, наполовину высунув язык изо рта попытался что-то сказать.

— Мой язык! Воздуха! Воздуха!

Теперь на него обратили внимание и другие. Рабы перестали прислуживать за столом, гости, повернув головы, смотрели на конвульсии Дионисия. Он плотно прижал руки к груди, словно пытаясь успокоить спазмы, язык вывалился наружу.

— Он подавился? — спросила женщина.

— Не думаю. В самом деле, это уже слишком! — возмущенно продолжал он, когда согнувшегося пополам Дионисия стало рвать прямо на столик перед его сиденьем.

Многие гости повскакали со своих мест. Волнение постепенно докатилось до среднего зала. Гелина в тревоге нахмурилась и повернула голову. Еще через секунду шепот перекинулся и в дальний зал, где Красс вопросительно посмотрел через дверной проем. Я перехватил его взгляд и позвал его энергичным движением руки. Гелина поднялась на ноги и поспешила ко мне. За ней размеренным шагом следовал Красс.

Они подошли как раз вовремя, чтобы стать свидетелями того, как философ извергнул из глотки очередную порцию зеленоватой пены на тарелку с телячьими мозгами под яблочным соусом на глазах у столпившихся полукругом встревоженных гостей. Я протолкался через скопившуюся толпу. В тот момент, когда подошел к Крассу, гости одновременно наморщили носы и на шаг отступили. Философ обмарался.

По лицу Красса прошла гримаса. Гелина наклонилась над философом, пытаясь чем-то помочь. Дионисий внезапно дернулся и упал лицом вперед, повалив столик с деликатесами. Толпа отпрянула, чтобы избежать брызгов телячьих мозгов и желчи. Кубок Дионисия с его травяным настоем описал в воздухе дугу и с резким металлическим звуком приземлился у моих ног. Я встал на одно колено, взял кружку и осмотрел ее. Там не было ничего, кроме нескольких зеленых капель. Дионисий выпил все досуха.

— Какого дьявола, что происходит? — спросил Красс сквозь стиснутые зубы, схватив меня за руку.

— Убийство, как мне кажется. Может быть, опять Зенон с Александросом?

Красс не прореагировал на язвительную реплику.

— Пришла беда — ожидай другую! — Долго шагавший по комнате Красс остановился и, подняв бровь, пристально посмотрел на меня. Не успел я порадоваться тому, что смогу возвратиться в относительно спокойную обстановку, как… — Это какой-то проклятый дом!

— Я согласен с вами, Марк Красс. Но — кем он проклят? — Я взглянул на труп Дионисия. Красс приказал его перенести в библиотеку чтобы убрать с глаз гостей. Экон не отрывал взгляда от искаженного лица.

— Уберите! — подкрепив распоряжение резким взмахом руки, крикнул он одному из своих телохранителей.

— Но куда нам его деть, Марк Красс?

— Куда хотите! Разыщите Муммия и спросите у него, но чтобы здесь трупа больше не было! Это яд, Гордиан? — Красс не отрывал от меня гневных глаз.

— Такой вывод очевиден, судя по симптомам и обстоятельствам.

— Но ведь ели и все остальные. И никто из них не пострадал.

— Однако пил из кружки Дионисия только он сам.

— Да, я помню, как он однажды расхваливал целебные свойства руты и еще какой-то травы. Очередная навязчивая идея.

— И идеальная возможность для любого, кто хотел бы его отравить. Это снадобье пил только он один, всегда в строго определенные часы и в определенном месте. Теперь вы, Марк Красс, не можете не признать, что в этом доме свободно разгуливает убийца. Вчера вечером Дионисий публично пообещал назвать убийцу. Это не могли быть ни Александрос, ни Зенон.