- Дура. Я о-о-очень серьёзные вещи говорю, а ты ёрничаешь и прикидываешься. Вот погоди. Вот посмотришь! - и она погрозила мне пальцем, чего раньше никогда не бывало.

Теперь, когда и это в прошлом, а я, получается, пишу как бы мемуары, а многих мемуарируемых нет на этом свете, я думаю, что бываю с ними такой жёсткой, словно они живы и что-то можно изменить.

Я понимаю, что изменить нельзя. Почти. Скорее всего.

Я понимаю, что слово всесильно, а в восприятии существует закон предшествования, согласно которому любая информация усваивается в первом толковании.

Я понимаю, что есть оппозиция жертва - преступник. В нашем случае мужчина - женщина. Он хотел ещё чуточку славы, она хотела всего и много, и особенно - его лично.

Я понимаю, что Даша, когда прочитает всё это, не обрадуется, поскольку данный сюжет слегка дискредитирует её попытку творчества, может быть, единственную в её жизни. Но попытка была удачная, не плачь, Дашенька, так и должно было всё кончиться. Только слово ты выбрала такое жгучее, страшное...

Ты ж не знала, что словесность - игра на жизнь.

Коктейль "Мужик" очень жгуч, как стыд и позор, как внезапное хулиганское признание в низменных страстях и поступках, но не в исповедальне, а в метро, через мощный репродуктор, перед всеми, бессовестно и без покаяния; не на сокрушённом сердце, а так, по душевному влечению к эксгибиционизму.

Вкусно, как серная кислота с абсентом. Смешать, но не взбалтывать. Такое не пьют без последствий. Нельзя женщине в России выдумывать крепкие сигареты "Мужик". Совсем. В России вообще есть некие архетипические запреты, попытка преодолеть которые непременно ведёт к гибели энтузиаста-преодолевателя.

"ТЫ - ФИЛИАЛ ВСЕМИРНОГО БАНКА НЕЖНОСТИ..."

- Филиал? А где же главный офис? - улыбнулась она.

- В небесах, - сказал он.

- В небесах - торжественно и чудно, а не офис.

- Это на время. Пока спит земля в сиянье голубом.

- У тебя роса в ключичной лунке...

- Ямке.

- Лунке. Я попала, это hole-in-one!

- О да, могло быть и так, но это не гольф, и судьи не угрожают нам новым кабриолетом.

- Нам бы не помешал кабриолет! Он открыт, и я сейчас открылась так, что вижу, кажется, Нептун. И Плутон, и соседнюю галактику...

- И меня! Я тоже виден? В росе? Хорошо видеть меня - в росе? Я - фиалка?

- Ты стесняешься?

- Я не люблю сочетание зелёного и фиолетового.

- Ты не любил сочетание зелёного и фиолетового.

- Ты права. Я люблю сочетание всего со всем, я понял, что это возможно, и как только понял, так проник во всё, что в ушах засвистел ветер, и запели самые пронзительные птицеголосые горы...

- Горы запели?

- Да, горы каменные, а в камне миллионы лет и миллиарды культур, или наоборот, и это почти вечность, поскольку человек мал и век его короток, и хочется что-то сказать, и не хочется умирать. А у тебя тоже роса...

- Симметричные мы, как хорошо!

- У тебя роса, и пахнет ландышем.

- Ты взял мои слова! И вовсе не моя роса пахнет ландышем, а твоя кожа, там... а ты подслушал, когда я говорила с твоей кожей, и взял мои слова. Вот! Я тебя раскрыла!

- Да-да, раскрыла, и моя кожа там пахнет ландышем, а я просто передал тебе что мог. Я очень, видно, ловкий проводник ароматов, особенно ландышевого и особенно там, на той коже, где у тебя роса...

- Вот мужик-болтушка! Ты говоришь и говоришь. Давай и я скажу тебе про твой ландышевый дух? Ты ведь не боишься слушать про себя?

- Я буду слушать тебя вечно, говори побольше.

- Я женщина. А ты можешь слушать женщину? Про ландышевый дух твоей кожи, когда мягкая сопрановая струна становится большой и басовой, и начинается ларго, largo, не бойся, все музыканты немного смешны, так вот когда твоё ларго начинается и до твоего престиссимо ещё так далеко, твой весенний ручейково-подснежниково-ландышевый дух испаряет себя, сообщая мне о гибели largo, но это нормально и свято, ведь мы не может быть медленны всю жизнь и нам prestissimo даёт сама жизнь, и тогда мы не ищем друг в друге уже ни сети, ни стен, ни стеночек узкого хода, помнишь, все философы про узкий путь говорят, а я хочу, всю жизнь понять хочу, что у них там, в аналогии с узким ходом к истине...

- Поняла?

- Как странно! Да? Через тебя поняла своё, и дорогу, путь свой, а ведь так понимают что-то через женщину мужчины, мужчина, а вот мы встретились и не понять кто мы и зачем такие платья.

- И ты болтушка, но до утра ещё есть время, ты уложишься.

- Зачем едем!..

- Не вздыхай так. Они же люди. И твой, и моя.

- Может, их познакомить? Твоя хорошая?

- Люкс.

- И у меня люкс.

- Давай им телефоны дадим, познакомим, может, хорошая пара получится.

- Там ещё толпы людей ждут нас. Машины с кольцами. Как бычку в нос.

- Твои для тебя постарались. Они, видно, думают, что всем женщинам нужна кукла на капот и кольца на крышу.

- И кандалы на клитор.

- Грубиянка. Дай сюда... ну вот, смотри какое нежное место... куда тут кандалы!

- Я уже поняла: филиал всемирного банка нежности.

- Не плачь, пожалуйста, попутчица родная, ну, мы ещё успеем, подожди, мы ещё успеем.

- Что ты говоришь? Успеем... Уже успели. Лучше бы нам не видеться никогда.

- Только что была женщина. Куда делась? Вот незадача...

- Бабы по мужикам обычно воют. Вот я взвыла и стала бабой. Сейчас успокоюсь и верну тебе женщину. Но как я после тебя буду жить с другим, я всё равно не понимаю.

- А ты не живи. Сыграй свою свадьбу и пусть они все радуются, а ты не живи с ним. Не живи. Не живи! Ты слушаешь? Ты слышишь меня? Ты слышишь? Ты не живи с ним, не живи вообще! Я не смогу без тебя, я это ты, а ты с ним - это бредово, прямо скажу, глуповатенько, сытенько и грязно. Не живи!!!

- Не кричи, а то проводник придёт. Купе можно открыть специальным ключом, если кричат. Подожди, не плачь и ты, родной, ну в самом деле, какие кандалы. Я просто ничего не возьму, ничегошеньки, ведь мы не можем пошло жить и обниматься собачками под забором, ведь мы человеки, нам повезло узнать, мы узнали, и никому такого не пожелаю...

- И ты не плачь, и мне противно. И ты не плачь, и не живи. Всё просто.

- Так не бывает в двадцать первом веке. Все чувства перечувствованы и писаны-переписаны, и даже начался постмодернизм. Представляешь?

- Я поговорил бы с тобой и об этом, если бы до утра было лет сто, но у нас нет времени на постмодернизм. Ты не женщина моей мечты, не жена другого, ты не утро жизни, не вечер страсти. Ты худа и субтильна, и руки твои несоразмерно велики, словно ты прячешь тело и предъявляешь только руки. У тебя даже ноги... словно вверх ладошками вся ты, открыта мне и послушна судьбе, а я ещё не успел постичь всего смысла. Не живи с ним, нам пока нельзя его, а то мы никогда не поймём себя, а мы хотим понять. Мы хотим понять?