— Фроляйн Берта Штайнберг, — объявила Гизела и подтолкнула новоявленную Берту вперед, к лестнице.

Девушка подхватила подол платья и бодро сбежала вниз, где их уже ждал единственный зритель и соучастник.

— Нет, Эвике, нет. Я же говорила — ты спускаешься плавно, медленно, улыбаешься, спина прямая. Если кто-то подаст тебе руку у спуска с лестницы, как это сделал сейчас Уолтер, то ее не надо пожимать, а просто слегка обопрись на нее. Еще раз!

Горничная вновь поплелась наверх. Это была еще облегченная тренировка. Она вспомнила парадную лестницу в замке, которую так до сих пор и не починили. И ведь теперь, спускаясь по ней, надо будет думать не о том, как не навернуться, а как правильно идти, держать спину и при этом дышать. Все таки у Берты было важное преимущество. Ей дышать не нужно.

Гизела тоже спустилась и, вполголоса переговариваясь с Уолтером, наблюдала за попытками девушки. После пятого подъема и спуска Эвике без сил упала на ступеньки и наотрез отказалась повторять восхождение.

— По-моему, уже достаточно, — заступился за нее Уолтер. Все это время он сочувственно наблюдал за тренировкой Эвике. Чего только с собой не сделаешь ради денег!

Гизеле пришлось с ним согласиться. Они помогли мученице подняться и, еще раз внимательно ее осмотрев, сошлись на том, что на первый раз сгодится. Тут виконтесса хитро улыбнулась и сказала:

— А сейчас нас ждет самое интересное. Уолтер, ты умеешь танцевать?

Эвике сглотнула. Она, конечно, понимала, что бал — это когда все танцуют, но прежде не задумывалась о том, что танцевать придется и ей. Мало того, что вальс от контрданса не отличит, так еще и в той конструкции, что на нее напялили, можно разве что медленно и торжественно перемещаться (желательно по стенке), но никак не танцевать.

— Умею, — смущенно признался Уолтер.

В его семье танцы не жаловали, особенно современные, от которых и до распутства недалеко. К счастью, лондонский дядя Лэнкфорд не отличался пуританскими нравами, так что балы давал нередко. Другое дело, что обзавестись партнершей было нелегко. Даже старые девы, которые весь век подпирали стенку, на приглашения Уолтера отвечали без энтузиазма, а то и вовсе игнорировали юношу. А зря! Танцевал он неплохо. Ну хорошо, один раз действительно наступил кузине на подол, да так что тот с треском оторвался. Но это еще не повод подвергать Уолтера остракизму.

— Сначала ты сыграй нам, Гизела, а потом я тебя сменю, чтобы вы с Леонардом потанцевали. Уолтер помахал вампиру, который в этот момент вошел в залу.

— Я не сегодня могу, — сказал Леонард и продемонстрировал перебинтованную левую руку.

— Что стряслось-то?

— Да так, реактивом нечаянно плеснул. К завтрашней ночи заживет.

— А почему сразу не затянулось? Разве у тебя нет способности к регенерации? — спросил Уолтер, но тут же обругал себя за оплошность. Откуда взяться такой способности, если он не пьет кровь?

— У меня нет, — ничуть не оскорбившись, пояснил вампир. — Извини, Гизела. Но мы с тобой уже танцевали, помнишь?

— Помню, Леонард, и никогда не забуду. До сих пор ума не приложу, как ты так сумел запутаться в шторе, — сказала виконтесса, усаживаясь за рояль. — Начнем с вальса, там хоть фигур нет сложных.

— Хорошо, — обратился Уолтер к своей партнерше. — Значит так, я тебе поклонюсь, а ты сделаешь мне реверанс.

Горничная повторила заученное с детства движение.

— Отлично! Теперь дай мне руку… вот так… а я положу свою руку сюда…

— Фроляйн Гизела, он меня за талию схватил! — нажаловалась Эвике.

— Так надо.

— Ладно, но если он позволит себе лишнего, я ему вмажу, — решила для себя девушка. — Продолжайте, сударь.

— А теперь, собственно, мы и начинаем вальсировать. Раз-два-три, раз-два-три… не забывай перебирать ногами… раз-два-три… аййй!

— Извините.

— П-пустяки. Просто двигайся в такт моим движениям. Раз-два-три.

— Ой, получается!

— Да ничего у тебя не получается, — остановился Уолтер, и девушка недоуменно на него посмотрела.

— Почему это? Вот мы даже до двери добрались.

— Ты двигаешься неправильно!

— А как надо?

— В танце кавалер ведет даму.

Горничная закрутила головой по сторонам.

— Дама — это ты, — вздохнув, пояснил англичанин. — Ты не должна тащить меня за собой. Задавать направление — моя прерогатива, а ты расслабься и двигайся в такт. Несложно ведь. — Как это — расслабиться?

— А ты разве не умеешь?

— Никогда не пробовала.

— Выдохни и подумай о чем-нибудь приятном.

— О деньгах? — предположила Эвике.

— Это все, о чем ты можешь думать? — огорченно спросил Уолтер.

— Нет, но это самое приятное. Вы же так велели.

— Черт с тобой, думай о шелесте ассигнаций. Ты, кстати, уже открыла банковский счет?

— Да, сегодня утром. Теперь все будет хорошо, что бы ни произошло.

И лицо девушки засияло мягким светом, теплым словно погожий осенний день.

— Гм. Я что, нанялась тапером, чтобы обеспечивать аккомпанемент вашей беседе? — позвала Гизела, ударив по клавишам из слоновой кости. — Танцуйте же наконец!

А служанке и впрямь удалось расслабится. Теперь движения сделались сделались мягче и непринужденней, и наши танцоры, почти невесомые, заскользили по зале, поминутно кружась.

— Не смотри себе под ноги, Эвике.

— А если упаду?

— Я удержу тебя.

— А на что ж мне смотреть?

— Смотри мне в глаза, — предложил Уолтер.

— Ой, да ну как-то…

— Тебе… тебе неприятно, да?

— Что вы, сударь! Необычно просто. Я не привыкла на господ таращиться.

— Но ты теперь Берта, так что отбрось свои привычки.

— Я понимаю, — сказал она, — просто мне вдруг захотелось снова побыть собой.

Он и прежде заглядывал в ее глаза — например, когда они мыли посуду на кухне, или когда она чинила ему брюки, пока он стыдливо прикрывался одеялом. Да и вчера тоже. Тогда цветом они напоминали реку под кромкой льда, но теперь в них плескалась теплая голубизна прогретого солнцем мелководья.

— Тогда побудь собой, Эвике. Приподними маску.

— А потом снова ее надевать?

— Да. Наверное.

— Вот и вся жизнь у нас такая, — печально вздохнула девушка.

Уолтер хотел было ответить на ее глубокомысленное изречение, но пока собирался с мыслями, утратил контроль над направлением и…

Раздался звон стекла.