А перед глазами Уолтера откуда ни возьмись появилась следующая картина.

…Поджав губы, крестьянка стоит у очага, сосредоточенно помешивая в котелке.

— Что ты делаешь, матушка? — доносится голос из колыбели. Там лежит маленький уродец, сморщенный и тонконогий.

— Варю пиво из яичной скорлупы.

— Вот это да! — восклицает подменыш. — Уже двести лет живу я на свете, а никогда не видывал, чтобы пиво варили из скорлупы!

Женщина медленно поворачивается и показывает фее раскаленную докрасна кочергу…

— Мы могли бы ее подменить, — ляпнул Уолтер, но сразу же поторопился взять свои слова обратно. — Это я не подумав! Давайте дальше размышлять…

— Нет, юноша, сказали "а," так извольте и «б» сказать. Что за идея такая?

— Очень плохая, нам все равно не подойдет.

— Хватит интересничать! — надвигался на него вампир. — Выкладывайте, что там у вас.

— Насколько я понимаю, вампиры в здешних сказках и феи в наших выполняют похожую функцию. Не всегда, но есть сходные моменты. Ну так вот, иногда феи воруют детей, оставляя на их месте других фей, чтобы люди кормили их задарма. Их еще подменышами называют. Вот я и подумал, что если мы воспользуемся этим мотивом, но с точностью до наоборот? Когда исчезла Берта, освободилось ее место. Кто-то же должен его заполнить. Что если мы положим своего подменыша в колыбель к феям? В сказках так не бывает, но почему бы нет, собственно?

— И правда, почему бы нет? Идея недурственная, — задумчиво проговорил Штайнберг. — В чем же загвоздка?

— В том, что в сказках подменыша всегда обнаруживают — зачастую, безутешной матери советуют варить яичную скорлупу в котелке. Заинтересовавшись, подменыш спрашивает, что она делает — но ведь маленький ребенок еще не умеет толком разговаривать! А когда женщина объясняет, он удивляется и выдает свой истинный возраст. После мать вынуждает фей его забрать, причем довольно болезненными для подменыша способами. Например, его могут прижечь раскаленной кочергой, или отхлестать крапивой, или бросить на навозную кучу. Вот феи и приходят за ним и возвращают матери ее настоящее дитя. Теперь понятно, почему это плохая идея?

— Но мы ж не будем навсегда менять, — не отступал вампир, — нам бы несколько ночей продержаться. Если мы найдем девушку, которая согласится заменить мою Берту на Балу…

— Не найдем! — убежденно сказал Леонард. — Никто не захочет впутываться в такую ав-вантюру.

— Отчего же не захочет? — подала голос Эвике. — Я могу.

Девушка шагнула вперед и сделала книксен, смущенно улыбаясь. Видно было, что ей неловко заговаривать с господами первой.

Штайнберг обошел вокруг Эвике, отмечая ее ясные голубые глаза, светлые, почти бесцветные брови и курносый носик. Округлое лицо было усыпано веснушками, крупными и яркими, как толченый кирпич. Девушка ничуть не походила на Берту. Наверное, поэтому ее совсем не жалко. Он взвесил на ладони ее косу, словно оценивая качество волос, посмотрел на Гизелу и довольно улыбнулся.

— Свадебное платье придется расставить, но вообще-то она мне подходит!

Обескураженная, Гизела только и могла что руками развести.

— А вот подходите ли вы мне, герр Штайнберг? — внезапно проговорила служанка, и взгляд ее похолодел. — Если решили, будто я задарма буду с вашим упырем миловаться, то сильно ошибаетесь. Раз уж я согласна изображать фроляйн Берту, то мне как актрисе причитается гонор.

— Гонорар, — автоматически поправила Гизела. — Но…

— А я что сказала? В общем, вы должны мне заплатить.

— Эвике, хватит! — одернула ее хозяйка.

— Полно, фроляйн Гизела, ваша служанка дело говорит. Любой труд заслуживает вознаграждения. Сколько ты возьмешь за услуги, милая девушка? — поинтересовался герр Штайнберг, рассчитывая что полуграмотная горничная умеет считать разве что до ста.

В чем-то он действительно оказался прав.

— Сто, — сказала Эвике.

— Конечно — конечно!

— Тысяч.

— Да ты, кажись, умом тронулась! — взревел вампир, но горничная и глазом не моргнула.

— Что, слишком мало запросила? Экая досада. Тогда увеличим сумму вдвое.

— Даже десятая часть от этой суммы — уже грабеж среди бела дня!

— Приму к сведению. Среди бела дня, сударь, вас и правда проще всего ограбить, — задумчиво протянула девушка.

На лбу вампира вздулись жилы, но Эвике продолжала как ни в чем не бывало.

— Предлагаю следующее — вплоть до самой свадьбы я буду притворятся вашей дочерью, зато сразу после сбегу с денежками. Уеду куда-нибудь поближе к экватору, где много-много солнца — пусть упыри меня там попробуют отыскать. Даже в джунглях можно неплохо прожить с таким капиталом! Когда Виктор меня хватится, будет уже поздно. А если он к вам сунется права качать, то скажите что, мол, сам виноват, недоглядел за женой. После свадьбы дочь отцу не принадлежит. С вас все взятки гладки. Кроме того, на Балу будет ваша Мастерица Эржбета.

— Мастер.

— Она самая. При необходимости она сумеет вас защитить.

Заложив руки за спину, Штайнберг задумчиво прошелся по гостиной.

— План, конечно, неплохой, но я все еще не понимаю, как у тебя наглости хватает требовать такую сумму.

— Подумайте, на какой риск я иду.

— Вот именно! — вставил Уолтер. — Виктор же сразу догадается, что Эвике не вампир.

— Чепуха! — замахал на него фабрикант. — Если я дам ей напиться своей крови, то вампиры ее учуют и примут девчонку за немертвую. То-есть, за немервую, которая совсем недавно хорошо отобедала. Риск минимальный! За что тут платить?

— А что будет после свадьбы? Нет, я постараюсь сразу же удрать, а если не получится? Мне ведь придется… — взглянув на хозяйку, Эвике умолкла.

— А вампиры вообще… ну это… ну… могут? — выдавил Уолтер.

Отец и сын ответили одновременно.

— Не знаю, — сказал Леонард.

— Еще как! — сказал Штайнберг.

Пару минут их взгляды бесцельно скользили по комнате, описывая дугу вокруг Гизелы.

— Отец, как ты можешь! — наконец опомнился Леонард. — Посовестился бы втягивать людей в свои игры! А ты, Эвике… да в своем ли ты уме? Так рисковать! Я этого не д-допущу!

— Отчего же, сударь? Может, я тоже хочу заработать. Не только же вам в роскошествах купаться.

— Если тебе нужны деньги, я их п-просто так тебе отдам!

— Э нет, сынок, сначала свой капитал сколоти! — встрял Штайнберг. — А моими деньгами не вздумай распоряжаться! Слишком тяжко они мне достались.

— Вот именно! И не нужны мне ваши подачки!