Черная Борода смотрит на нее, удивленно и недоверчиво щурясь.

— О Тоби, но ведь эта вещь не умеет говорить. Я вижу следы, которые ты оставила. Но они молчат.

— Их голосом становишься ты, — объясняет она. — Когда делаешь то, что называется чтением. Читать — значит превращать эти письмена обратно в слова. Смотри, я сейчас напишу твое имя.

Она осторожно вырывает из тетради последнюю страницу и пишет на ней печатными буквами: ЧЕРНАЯ БОРОДА. Потом называет буквы по порядку.

— Видишь? Это означает тебя. Твое имя.

Она вкладывает ручку ему в руку, сжимает его пальцы и двигает ими, обводя контур: буква «Б».

— Б, «бэ» — как овца блеет. Тот же самый звук.

Зачем она объясняет? Что ему проку во всем этом?

— Это не я, — Черная Борода хмурится. — И на овцу совсем не похоже. Это просто отметины.

— Отнеси эту бумагу Рен, — улыбается Тоби. — Попроси ее прочитать, что там написано, а потом вернись ко мне и скажи, назвала ли она твое имя.

Черная Борода смотрит на нее. Он не верит ее россказням, но все равно берет бумагу — осторожно, словно та покрыта невидимым ядом.

— Ты побудешь тут? — спрашивает он. — Пока я не вернусь?

— Да, я буду тут и никуда не уйду.

Он выходит, пятясь задом через дверь, как обычно, и пристально смотрит на Тоби, пока не скрывается за углом.

Она возвращается к дневнику. Что еще написать, кроме голых фактов, скудной хроники каждого дня? Какие истории? Какая история может быть полезна — людям, в существовании которых она не может быть уверена, жителям будущего, которое ей не дано предвидеть?

«Зеб и медведь», — пишет она. «Зеб и Беззумный Аддам». «Зеб и Коростель». Все эти истории можно записать. Но зачем и для кого? Лично для нее — как предлог лишний раз поразмышлять про Зеба?

«Зеб и Тоби», — пишет она. Но это, конечно, будет лишь коротенькое примечание.

Не делай поспешных выводов, говорит она себе. Он привел ее в огород, принес дары. Может, насчет Американской Лисицы ей только показалось. А даже если и нет, то что? Лови момент, хватай то, что под рукой. Не захлопывай двери навсегда. Будь благодарна за то, что имеешь.

В комнату снова проскальзывает Черная Борода. Он несет бумагу перед собой, как раскаленный шит. Лицо его сияет.

— О Тоби, оно сказало! Оно сказало мое имя! Оно сказало мое имя Рен!

— Вот видишь? Это и есть письмена.

Черная Борода кивает: ему начинают открываться новые возможности.

— Можно я оставлю это себе? — спрашивает он.

— Конечно.

— Покажи мне еще раз. Как ты водишь этой черной штукой.

Позже, когда ежедневный дождь уже пришел и прошел, Тоби находит Черную Бороду у песочницы. У него в руках бумага, а еще — палочка. На песке написано его имя. Рядом стоят и смотрят другие дети. Все они поют.

«Что же я наделала? — думает Тоби. — Какой ящик Пандоры открыла? Дети все ловят на лету — они и это освоят и передадут всем остальным.

Что будет дальше — правила, законы, догмы? Писание от Коростеля? Как скоро у Детей Коростеля появятся древние тексты, которым следует повиноваться, но которые уже никто не может правильно истолковать? Неужели я их погубила?»

На завтрак — кудзу и прочий подножный корм в ассортименте, бекон, странные лепешки с запеченными в них неопознанными семенами и пареные корневища лопуха. Кофе из смеси жареных корней — одуванчик, цикорий, еще что-то. У него привкус пепла.

У них кончается сахар и совсем нет меда. Но есть молоко от париковец. Еще одна овца — синеволосая — принесла двойню, блондинку и брюнетку. Кое-кто шутливо намекал на жаркое из баранины, но шутки не перешли в дело: почему-то кажется очень трудным убить и разделать животное, у которого человеческие волосы, особенно такие, блестящие и послушные, как в давнишней телевизионной рекламе шампуня. Когда париковца встряхивается, это все равно что смотреть со спины на телевизионную красотку: копна блестящих густых волос, игривый взмах, пробегающая волна. Так и ждешь, что сейчас раздастся голос за кадром: «Проблемы с волосами? Я так мучилась со своими, что просто с ума сходила, но вдруг… умерла».

«Не надо такой чернухи, это всего лишь волосы, — говорит себе Тоби. — Это не конец света».

За кофе они обсуждают, как разнообразить стол. Все согласны, что нужно поискать другие источники белка. Ребекка говорит, что готова пойти на убийство, лишь бы достать живых кур; их можно было бы держать в курятнике, и они бы несли яйца; но где их взять? На крышах допотопных небоскребов, торчащих у берега, можно найти яйца морских птиц — наверняка там гнездятся птицы, но кто рискнет отправиться в поход к берегу через Парк Наследия, уже совсем заросший, где, может быть, прячутся больболисты, не говоря уже о паре эскадронов больших злобных свиней? А о подъеме по внутренним лестницам этих небоскребов и думать нечего — они наверняка едва держатся.

Начинается дискуссия. Одна сторона указывает на то, что Дети Коростеля все время путешествуют на берег и обратно, распевая полифонические мелодии. Дети Коростеля навещают свою базу на берегу, нагромождение полых цементных блоков. Для защиты от животных они мочатся, встав в кружок, и утверждают, что свиноиды, волкопсы и рыськи этот контур мочи не перейдут. Еще Дети Коростеля ловят острогой ритуальную рыбу для Тоби, чтобы она смогла исполнить обязанности Джимми-Снежнычеловека и рассказать очередную историю. Животные не нападают на Детей Коростеля во время этих походов по лесу. Во всяком случае, до сих пор не нападали. Что же до больболистов, они сейчас неблизко, судя по новейшей обнаруженной улике — трупу недавно убитого поросенка.

Другая сторона указывает, что у Детей Коростеля, помимо защитной мочи, похоже, есть еще какое-то средство для отпугивания диких зверей во время путешествия. Может быть, пение? В таком случае — излишне объяснять — нормальных людей это не спасет, так как у них голосовые связки не из оргстекла, или из чего они там сделаны у Детей Коростеля, чтобы производить эти жуткие синтезаторные, терменвоксовые звуки. Что же до больболистов, они вполне могли вернуться и, может быть, вот прямо сейчас сидят в засаде вон за тем углом, в зарослях кудзу. Лишняя осторожность никогда не повредит, и мы не можем жертвовать людьми ради горстки чаячьих яиц, которые к тому же наверняка зеленые внутри и воняют рыбьей требухой.

Яйца есть яйца, говорят приверженцы первой точки зрения. Почему бы нам не отправить несколько человек с Детьми Коростеля? Тогда они своим пением защитят людей от диких зверей, а люди возьмут с собой пистолеты-распылители и защитят Детей Коростеля от больболистов. Детям Коростеля бесполезно давать пистолеты-распылители: им никак не объяснишь, что значит стрелять и убивать, поскольку они не люди.

— Стоп-стоп, — перебивает Белоклювый Дятел. — Это еще не доказано. Если они могут скрещиваться с нами, это стопроцентное доказательство. Один и тот же биологический вид. Если нет — значит, нет.