– Ума не приложу, что ты хочешь сказать, – проворчал Вадим.

– Я пытаюсь мыслить не тривиальными категориями. В твоих тупых блужданиях что-то есть, но не могу понять, что. Придется терпеливо ждать до утра. А вдруг и мне приснится что-то эдакое?…

С рассветом покатились странные события. Проснувшись, он обнаружил, что в спальне никого нет. Половина восьмого – неплохо, если учесть, что в Сибири давно обед. Он выглянул в коридор: пусто и неуютно. Дверь напротив – закрыта. Почистив зубы, сполоснув лицо, пролопатив пятерней шевелюру и удрученно отметив, что сыплются волосы, он спустился в холл, начал разгуливать, гадая, что появится первым – Фельдман или завтрак. Первой появилась Клара Леопольдовна с опухшим лицом, поставила в известность, что завтрак ожидается в девять и ни минутой раньше. Вадим, как мог, соорудил улыбку, соврал, что не голодный. Над головой объявилась Полина Юрьевна, бледно улыбнулась, сказала, что с супругом все в порядке, если не считать, что он еще не проснулся, поманила костлявым пальцем домработницу.

– Как дела? – спросил Фельдман, хлопая входной дверью – весь раскрасневшийся, возбужденный.

– Как в Шотландии, – хмуро отозвался Вадим, – Все в юбках, а спать не с кем.

– Умно, – заключил Фельдман, – Терзаемся исконными вопросами: кто виноват, и как ничего не делать.

– Можно подумать, ты с рассвета переделал кучу дел, – обиженно проворчал Вадим.

– Да, я тоже маялся дурью, – улыбнулся Фельдман, – Но я маялся дурью с очень большой скоростью. Охрана не возражала. Я пробежал по Вользенштрассе, потом обратно.

– Ты физкультурник?

– Я служил в плоскостопых войсках, – не моргнул глазом Фельдман, – Идеально ровные поверхности для меня не помеха. Как и могила для горбатого. На штрассе масса запаркованных машин, у половины тонированные стекла, и такое ощущение, что из каждой за тобой следит снайпер.

– С ума сошел! – ужаснулся Вадим.

– Нет, у меня была уверенность, что стрелять сегодня не будут. Страшновато, но надо же иногда щекотать нервы, – Фельдман замолчал, уставясь на хмурого Хольгера, который разложил по столу салфетки, свысока посмотрел на недостойных русских и с чувством выполненного долга удалился.

– Гутен морген, – пробормотал Павел, – Так вот, из нашего кошмарного дела торчат уже не только уши, но и лапы, хвосты и прочие части тела. Осталось выяснить, чьи.

– Умеешь говоришь загадками…

– Я долго учился. Случилось чудо. Пробегая в обратном направлении мимо дома напротив, я сделал вынужденную остановку, обнаружив дамочку в соку, занимающуюся зарядкой на лужайке. Она приветствовала меня на русском языке…

– Горбатому могила – точно не помеха, – проворчал Вадим.

– Да, я кот. Хожу налево и сказки при этом говорю. А завидовать, собственно, нечему. Утреннего секса не состоялось. Симпатичную особу бальзаковского возраста по имени Матильда сменил на посту некто Роберт Карлович Вагнер – выходец из бывшего СССР, и мы любезно пообщались. Не вникая в перипетии дела, я сказал, что господина Басардина третирует мафия за старые грехи, а мы, являясь представителями крупной правоохранительной структуры, всеми силами ей противостоим. Герр Вагнер до 87-го года работал районным прокурором в Омске, а до этого несколько лет возглавлял следственный отдел, тоскует по работе, много времени проводит, сидя на лужайке, и обладает прекрасной зрительной памятью. На этом, собственно, и зиждется упомянутое чудо. Он помнит, как 15 мая к соседу напротив приезжал тип, которого мы знаем под именем господина Мозера. Юриста бюджетной внешности. Герр Вагнер запомнил этот случай, поскольку не так уж часто в последнее время видит у соседа посетителей. А обзор через дорогу…

– Он знает этого типа? – встрепенулся Вадим.

– Нет, что ты, – отмахнулся Павел, – Это было бы слишком просто. Машина – черная Audi-4 с затемненными стеклами, встала напротив ворот, исторгла невзрачного господина с элегантным чемоданчиком, он беспрепятственно прошел на участок и скрылся в доме. Отсутствовал не меньше часа. Потом вернулся, сел в машину и уехал.

– Потрясающе, – пробормотал Вадим, – Мы почти раскрыли это дело.

– Не спеши язвить. Мы по-прежнему топчемся на пороге открытия. За рулем был не Мозер. Водитель терпеливо ждал. Так уж вышло, что именно на глазах у Вагнера водитель опустил стекло и выбросил окурок. Проявилось лицо. А вот этого гаврика милейший господин Вагнер знал… – Фельдман задумался.

– Ты о чем-то думаешь? – раздраженно спросил Вадим.

– Вспомнил фрау Вагнер, – вздохнул Фельдман, – Стоит фемина перед глазами… Ах, какая фемина… Решено, стану другом семьи. Главное, чтобы муж об этом не узнал. О чем мы говорили?

– Ты не помнишь? – разозлился Вадим.

– Прости, гормоны бушуют в отсутствие законной половины, – Фельдман покосился на двух бледных призраков, чинно спускающихся по лестнице – Полину Юрьевну Мещерскую (или все-таки Басардину?) и Клару Леопольдовну. В данном напрвлении буйство гормонов, по-видимому, не распространялось, – Нашего типа зовут Шлаузе. Герман Шлаузе. Отбывал срок в Лютау за махинации с банковскими бумагами. Поселился после отбытия в Магдебурге, завязал со старым, работал наборщиком в типографии, станочником на обувной фабрике, окончил курсы младшего менеджерского звена, но никуда после этого не устроился, существует, якобы, на пособие по безработице, которое не хилое… Любезный герр Вагнер не всегда был пенсионером из СССР. Восемь лет до пенсии проработал в полиции, подрос до заместителя начальника криминального отдела, откуда и был с почетом выпровожен на заслуженный отдых. Нашел себе женушку на пятнадцать лет моложе – тоже из русских немцев, живут душа в душу… – широкая, как блин, физиономия Фельдмана обретала мечтательное выражение, – Стоп, – взял он себя в руки, – Я уже позвонил Гюнтеру, он попробует без шума и копоти найти Шлаузе. А нам предстоит уговорить Басардина переселиться в безопасное место.

– Хватит трепаться, – опомнился Вадим, – Призраки уже здесь. Кажется, нас хотят пригласить к столу.

Но утренний эпизод скоро вытеснили другие события. Басардин еще не проснулся.

– Пустяки, дело житейское, – печально улыбалась Полина Юрьевна, отрезая ломтики от добротно прожаренной яичницы, – Анатолий Павлович временами бывает вреден, несносен и абсолютно недисциплинирован. Он скоро спустится.

Тень дворецкого Хольгера застыла над головами вкушающих, гремела шваброй в дальнем закутке Клара Леопольдовна. Неуютно становилось на душе. И глазунья с бараньими косточками и тушеной капустой (довольно плотно для завтрака) была ужасно недосоленной. Пришлось налегать на апельсиновый сок, поданный к столу в достатке. Фельдман выказывал признаки нетерпения, косил на китайский фарфор, английское серебро, французский фаянс XVIII века, рисовал пальцами какие-то кабаллические узоры.

– Может, расскажете, господа, что нового в России? – дрябло вопрошала Полина Юрьевна. В свете дня ее морщинистое лицо сделалось еще бледнее, очертились темные круги под глазами.