Лицо Салли Давенант вспыхнуло от гнева и смущения. Уилтон устремил на Мейверса тяжелый взгляд, но тот продолжал:

— А вот и сержант, а там инспектор! Как они перетрусили! Боятся арестовать королевского любимца, который хладнокровно застрелил полковника из украденного дробовика! Да-да, из украденного дробовика! А под деревом прячется приезжий из Лондона; вместо того чтобы выполнить свой долг, он охотится на жалких пьяниц вроде Дэниела Хикема!

Мейверс все больше входил в раж; он не обращал внимания на то, какое действие оказывают его ядовитые слова на окружающих. Оскорбления слетали с его губ потоками. Ратлидж рванулся было к нему, но люди преграждали путь. Не сводя взгляда с Мейверса, он медленно пробирался сквозь толпу, время от времени поглядывая по сторонам, на влажные, покосившиеся надгробия.

— А твою помешанную кузину ради ее же блага не мешает изолировать от общества! Хороша и наша художница! Затащила к себе в постель немца и радовалась… пряталась, ведьма, в своей спальне, потакая своим похотливым желаниям! А у инспектора жена в постели холодная, как рыба… А вон идет мясник Том Мэлоун, который обвешивает покупателей! Взгляните на малокровных Холдейнов! Они давно покойники, хотя сами того не понимают! А вот и Бен Сандерс — его жена покончила с собой, только чтобы не жить с ним… А у сержанта…

Уилтон и Ратлидж, наконец, добрались до смутьяна, оттащили его с дороги и скрутили ему руки за спиной. Мейверс задохнулся от боли, но не перестал поносить всех подряд. Его обиженные вопли еще долго слышались на площади — он даже спугнул грачей, сидевших на колокольне.

Ратлидж посмотрел на Уилтона, и ему стало не по себе — такое лицо сделалось у капитана. К ним спешил Форрест; сержант громогласно призывал собравшихся не обращать внимания на слова Мейверса. Он объявил, что «этот дурак совсем спятил, как бешеная собака».

Но Ратлиджу Мейверс вовсе не показался помешанным. Передав смутьяна в руки Форреста, он круто развернулся и зашагал назад, выискивая в толпе Лоренса Ройстона. Прихожане молчали, отводили друг от друга взгляды. Их лица застыли в смятении.

Приглядевшись, Ратлидж заметил слезы в глазах Салли Давенант, хотя стояла она, надменно вскинув голову. Лицо у нее пылало. Хелена Соммерс судорожно рылась в сумочке, как будто пыталась что-то найти; ее лицо скрывала широкополая шляпа. Руки у нее дрожали. Джорджина Грейсон заняла место у дерева, где прежде стоял Ратлидж. Запрокинув голову, она наблюдала за грачами, которые вились над колокольней.

Ройстон из-за ограды поглядывал на земляков. В его глазах застыло непонятное выражение, губы подрагивали.

Когда Ратлидж поравнялся с ним, Ройстон сказал:

— Это я во всем виноват. Не надо было ему говорить. Мне бы понять, как он отреагирует… И вот что случилось — я никогда не смогу смотреть им в глаза!

— Чего хотел Мейверс?

Ройстон вздрогнул:

— Он хотел узнать, прочли ли мы завещание. Завещание Чарлза. Интересовался, будет ли он и дальше получать пособие.

— Пособие?!

— Да. Много лет назад Чарлз назначил ему пособие.

— За что?

Ройстон выразительно пожал плечами:

— Полковник отличался повышенным чувством ответственности. Брат Мейверса — у них в семье было два мальчика и девочка, а их мать, до того как вышла замуж за егеря, служившего у Хью Давенанта, работала в «Мальвах» горничной… Так вот, брат Мейверса погиб в Южной Африке, а его сестра утопилась. Когда Мейверс сбежал, чтобы записаться в армию, Чарлз распорядился, чтобы его вернули домой. Ему было обещано пособие на то время, что он остается дома и ухаживает за матерью. И после того, как мать Мейверса умерла, Чарлз по-прежнему выплачивал ему пособие вопреки моим советам. Ему казалось, что тем самым он оберегает Мейверса от более крупных неприятностей. Мейверс больше всего на свете боялся, что ему перестанут платить. После того как ему пригрозили отменой пособия и психиатрической клиникой, он перестал травить скот и собак Чарлза. Пособие служило своеобразным рычагом давления… Но едва ли Чарлз рассчитывал платить Мейверсу и после своей смерти!

Все было не совсем так, как рассказывал Мейверс, но Ратлиджу показалось, что версия Ройстона ближе к истине.

На лицо Ройстона мало-помалу возвращался румянец. Вместе с тем он все больше ужасался злобе и мстительности Мейверса.

— Поверьте, никогда еще я так не радовался, как когда развенчал его надежды! Я не люблю никому причинять боль, но сейчас получил настоящее удовольствие… Только я не понимал, что поднял настоящую бурю… Господи! Я чувствую себя… грязным, грязным!

Ратлидж резко оборвал его:

— Не будьте дураком! Сейчас все так ошеломлены, что не думают, как и почему все началось. Вот и оставьте все как есть. Пусть винят Мейверса. Не вздумайте добровольно делаться козлом отпущения! Погубите себя ни за что. Тяга к саморазрушению отличает только последних идиотов!

Ройстон задумчиво кивнул, развернулся и зашагал прочь. Остальные тоже расходились по двое-трое, неловко втянув головы в плечи. Все спешили по домам. На крыльце остался один Карфилд; пастырь уныло смотрел вслед своей пастве.

Он не вышел вперед, исполненный праведного гнева, не стал опровергать слова Мейверса и защищать своих прихожан. Он стоял поодаль, упустив возможность, какая дается раз в жизни, — сыграть великую роль спасителя и героя. Нет, он струсил и предпочел бежать, а не драться… Предпочел ретироваться, не желая вступить в бой с силами тьмы, принявшими образ жилистого тщедушного забияки с янтарными козлиными глазами.

Мейверс назвал его фигляром и шарлатаном.

Вдруг священник заметил, что за ним наблюдает Ратлидж. Круто развернувшись, он скрылся в церкви, тихо, но плотно закрыв за собой дверь.

Ратлидж медленно вышел со двора. Последние прихожане спешили по домам. К тому времени, как он добрался до Хай-стрит, улица была пуста.

Ближе к вечеру доктор Уоррен разрешил ему навестить Дэниела Хикема. Ратлидж остановился на пороге, глядя на лежащего в постели человека — тощего, небритого, но чистого и тихого. Хикем напомнил Ратлиджу фигуру, вырезанную на надгробии Холдейнов.

Услышав шаги, Хикем приоткрыл глаза и нахмурился, понимая, что рядом с ним кто-то есть. Запрокинув голову, он увидел Ратлиджа и нахмурился еще больше. За его насупленностью крылась тревога.

Доктор Уоррен, выглянув из-за плеча Ратлиджа, отрывисто спросил:

— Ну, Дэниел, как вы себя чувствуете?

Взгляд Хикема медленно переместился на Уоррена, а потом вернулся к Ратлиджу. Он хрипло спросил:

— Вы кто такой?

— Я Ратлидж. Инспектор Ратлидж из Скотленд-Ярда. Помните, зачем я приехал?

Уоррен всполошился и зашептал:

— Бога ради, успокойте его, объясните, что он ничего плохого не сделал, что вам от него нужны только сведения!

— Где я? — спросил Хикем. — Во Франции? В Хэмпшире? В госпитале? — Он обвел комнату испуганным взглядом.