– Вот оплата за первый семестр, – сказала Люси, – я хотела бы прямо сейчас внести эти деньги.

Она достала из кошелька необходимую сумму: одиннадцать фунтов. Джо еще не навещал ее, но она предпочла сразу выполнить это обязательство, зная, что он позже возместит ей расходы.

Брат Уильям сначала отмахнулся от денег, но каким-то образом, словно нехотя, принял соверены, и в следующую минуту в сумке Люси оказалась расписка с его печатью. Она встала.

– Мальчик! – воскликнул он и вновь позвонил в колокольчик.

Потом тактично отвернулся к окну. Она, не шевелясь, стояла в центре комнаты, крепко сжимая в руках сумку и устремив взгляд на дверь. Дверь открылась, и вошел Питер, возбужденный последними событиями. Очевидно, он познакомился с другими мальчиками, которых ему было очень жалко оставить и с которыми он жаждал снова встретиться.

Чтобы не лишиться самообладания, она удержалась от объятий и, не поднимая вуали, лишь прикоснулась к его щеке легким поцелуем.

– С тобой все будет хорошо? – натянуто спросила она.

– О да, конечно! – с жаром уверил он ее. – Конечно, мама.

Люси попрощалась с братом Уильямом, который, повернувшись в нужный момент, положил руку на плечо Питера, после чего она с опущенной головой вышла из комнаты.

По дороге домой ее преследовала череда образов: его детское лицо, постоянно меняющееся на фоне пролетающих мимо пейзажей, которые становились все темнее и темнее. Расставание, прошедшее без горьких протестующих слез, промелькнуло так быстро, что оставило у Люси ощущение пустоты, неисполненного обещания, грядущей кульминации.

Она вернулась в холодный пустой дом. Люси уже успела уволить Нетту – с сожалениями, но без упреков со стороны девушки. Нетта приняла это как неизбежность. И теперь Люси не ожидал дома ни растопленный камин, ни ужин, а у нее самой ни аппетита не было, ни сил что-нибудь приготовить. Она налила себе чашку чая. «Снова чай», – уныло подумала она. Последнее время она пьет чересчур много чая. Все же теплое питье согрело ее, и, подбадривая себя мыслями о благополучии сына, она обратилась к важному вопросу: своей будущей работе. Люси предстояло в понедельник утром приступить к своим обязанностям. По временам сама мысль о том, что она хочет попытаться одна, без посторонней помощи, не имея опыта или таланта, войти в этот мир бизнеса, пугала ее как совершенно невероятная. Порой эта идея казалась ей просто смехотворной. Чтобы именно она, Люси, пыталась сделать невозможное? Это восклицание постоянно приходило ей на ум, но в тот вечер, пусть она и сомневалась в своих способностях, ее снова охватило огромное желание добиться успеха, переросшее в решимость. Она улеглась спать в пустом доме и уснула, воодушевленная и убаюканная своими надеждами.

– Вы знаете, что именно должны делать? – с недоверием спросил Люси некто Эндрюс.

– Знаю, – ответила она как можно более уверенно.

Он смотрел на нее с сомнением. Это был низкорослый мужчина средних лет, с густыми, но печально поникшими усами. Его левый глаз слегка косил, что лишь усиливало общее жалкое впечатление.

– У вас есть имена заказчиков?

– Да.

– И прайс-лист?

– Знаю наизусть.

– Не забудете ничего из того, что я вам говорил?

Она кивнула и ободряюще сказала себе: «Если уж этот карлик может выполнять свою работу, то я точно смогу сделать свою». Но в душе она не была столь уверенной, какой хотела себя показать.

Было утро ненавистного понедельника. Люси в опрятном темно-сером костюме – она неохотно отказалась от черного как от неподходящего цвета, навевающего печаль, – стояла в приемной и ждала появления Леннокса. Она явилась рано, очень рано, а он запаздывал. Тем временем Эндрюс знакомил ее с основными обязанностями.

Его интерес объяснялся исключительно эгоистическими соображениями. Ему и дела не было до Люси, и он не испытывал никакого альтруистического желания помочь ей добиться успеха. Зато он очень беспокоился о себе, стараясь удержать собственную позицию. Однажды он познал все превратности разъездов коммивояжера, и Леннокс как-то намекнул ему, что в случае неудачи Люси ему достанется маршрут Мура. Эта мысль была неутешительной для Эндрюса, которого, по его выражению, тошнило от дороги.

Право, он по многим причинам дорожил своей нынешней должностью – не в последнюю очередь из-за того, что жил на Галлогейте, рядом с конторой, и ему очень нравилось регулярно поспевать домой к ужину. Эндрюс мало надеялся на успех вдовы Мура. Какой прок от женщины за пределами ее кухни? И его мнение явно разделял молодой Фрейм, посыльный, который, выполняя утреннее задание по регистрации вчерашних писем, время от времени останавливал на Люси едва ли не покровительственный взор.

Ее фигура в этой конторе казалась какой-то странной и неуместной. Люси стояла очень прямо, в своем аккуратном костюме, с пышными блестящими волосами и спокойным лицом. Но в этом спокойствии было напряжение; крепко сцепив руки, она ощущала частое биение пульса. Сейчас от нее зависит очень многое, и никто ей не поможет. Как ни странно, мысль об этом не обескураживала ее, а, напротив, придавала сил. Некая энергия, высвобождаясь, бурлила у нее в крови.

– Во всяком случае, – хмуро завершая объяснения, сказал Эндрюс, – больше ничего добавить не могу.

Она не ответила и, проводив взглядом его удаляющуюся фигуру, принялась разглядывать контору. В каком-то смысле даже она смущала Люси, которой всегда представлялось, что Фрэнк трудится в опрятном, современном, достойном помещении. Но это – это, к сожалению, не отличалось привлекательностью. Здесь давно не убирали. Помимо приемной, где, собственно, и располагалась контора, была еще каморка, заставленная ящиками с торчащей из них соломой. На двери красовалась табличка «Кабинет управляющего».

Люси принялась разглядывать окна без подъемных фрамуг, потрескавшиеся карнизы, тусклые зеленые стены, пустующий письменный стол, который мог принадлежать Фрэнку. С внезапной душевной болью она представила себе за этим столом долговязую сутулую фигуру мужа. Люси охватило смятение еще в тот момент, когда она подошла к конторе со стороны квартала Сэдлригс и увидела латунную табличку со скругленными углами, неотполированную и, увы, пожелтевшую, тронутую патиной, так что надпись «Леннокс энд Галтон» стала почти неразборчивой. Вход был грязным и темным. Люси поднялась по каменной винтовой лестнице, держась за веревочные перила. Дверь, с одной треснувшей панелью, своей обветшалостью вполне соответствовала прочей обстановке. Очевидно, Леннокс мало тратился на содержание своего предприятия.

Вздрогнув, Люси поборола оцепенение, поймав на себе упорный взгляд посыльного. Она знала, что его зовут Фрейм, Дугал Фрейм – щуплый подросток лет четырнадцати, с неопрятными волосами, засаленным воротничком и подозрительно темной шеей. Его уши воспринимались как нечто отдельное от него, за одно ухо была заткнута ручка, за другое – обкусанный окурок. В глазах читалась враждебность, скрытая за стеклами больших очков в стальной оправе. По крайней мере, Люси смутно угадывала эту враждебность и, чтобы справиться с нервозностью, повернулась к мальчику.