Во французской гвардии подход к делу был несколько иным. Если в ходе поединка никто не был убит, дело «отправляли на доследование», то есть попросту закрывали, но в случае кровавой развязки принимали суровые меры. Так, в 1661 году труп убитого дуэлянта проволокли на решетке по улицам, а его противника приговорили к смерти заочно. Однако малое количество дуэлей (официально признанных таковыми) во французской гвардии наводит на подозрения, особенно в сопоставлении с количеством убийств, расследуемых специальным судьей. Большинство убийств было совершено после драк между гвардейцами в кабаках или на улице; больше половины убийц были помилованы.

Уйти от наказания за дуэль было не таким уж сложным делом, особенно если провинившийся был знатного происхождения и обладал большими связями. В 1677 году Клод де Форбен, одно время служивший в мушкетерах и участвовавший в походах во Франш-Конте и Артуа, убил на дуэли шевалье де гурдона и был приговорен парламентом Экс-ла-Шапеля к смерти через усекновение головы. Однако с помощью дядюшки-священника ему удалось избежать наказания: он поступил во флот под именем своего брата. Но во всем надо было знать меру: когда прямо в Версале, ставшем королевской резиденцией, произошла дуэль двух мушкетеров со смертельным исходом, Людовик XIV сильно разгневался и велел расследовать это дело со всем тщанием.

Чтобы схватка была признана поединком, необходимо наличие определенных условий: предварительный договор, равное количество противников с обеих сторон, одинаковое оружие. Если один из соперников, выхватив шпагу из ножен, предоставляет своему противнику время сделать то же и встать в позицию, это уже не стычка, а дуэль.

С 1653 по 1715 год во французской гвардии в среднем происходила одна дуэль в год со смертельным исходом – и это лишь официальные данные. Что же говорить о всей армии? Аббат де Сен-Пьер в «Записке об улучшении мер против дуэлей» называет особенно воинственные части: «Количество дуэлянтов очень велико, особенно в некоторых полках и в мушкетерских ротах, где служит множество молодых дворян: только в этих ротах случается больше двухсот дуэлей в год; в кадетских ротах дело обстоит еще хуже, и то же творится у гардемаринов».

О неистовости кадетов существует множество свидетельств; дуэль была для них делом чести, и они стояли друг за друга горой. В 1685 году в кадетской роте Шарлемона произошла дуэль, и один кадет был убит. Его соперник был приговорен к смерти, однако сумел бежать с помощью семнадцати своих товарищей. Их тоже арестовали, судили и двух из них казнили. Капитана Ревейона, командовавшего ротой, обвинили в сокрытии фактов из покровительства виновным, сняли с должности и заменили маркизом де Рефюжем. Вскоре маркизу пришлось разбирать дело о еще одной дуэли, причем на этот раз все было гораздо серьезнее, поскольку кадет дрался с офицером Наваррского полка, расквартированного в Шарлемоне, а такой поединок всегда мог перерасти в сражение «стенка на стенку». Кадета арестовали, однако, информировав военного министра Лувуа о происшедшем, маркиз де Рефюж освободил задиру, прочитав ему предварительно длинную нотацию. Дело в том, что Лувуа не хотелось, чтобы король утратил интерес к кадетским ротам (исполнявшим роль военных училищ), которые министр считал своим детищем. Такое попустительство со стороны командования к концу века уже сильно тревожило власти, и многих снисходительных судей отстраняли от расследования дел о дуэлях. С другой стороны, за наказание дуэлянта членам военно-полевых судов полагалась награда в полторы тысячи ливров. Но и столь большие деньги не прельщали исполнителей правосудия, опасавшихся мести со стороны дуэлянтов и их товарищей.

Военная служба зачастую являлась для дуэлянтов и преступников альтернативой изгнанию. Так, барон де Вереей, приговоренный в 1665 году к смерти заочно за то, что убил на дуэли барона де Сен-Жаля, сделал неплохую военную карьеру, прослужив семь лет капитаном кавалерийского полка. Выйдя в отставку, он подал прошение королю, прося помиловать его за честную и беспорочную службу и отречение от протестантской веры.

При Людовике XIV с 1643 по 1711 год было издано одиннадцать эдиктов против дуэлей. Уже само это число показывает, что исполнялись они плохо. Эдикт от 1643 года, о котором мы уже упоминали, учреждал суд маршалов – единственный, имевший право разбирать «дела чести». Была учреждена особая полиция для надзора за дворянами, вовлеченными в спор. Исполнение этой обязанности возлагалось на маршалов или губернаторов. Так, в 1658 году губернатор Дофине получил от короля приказ взять под охрану господина де Сент-Анжа, поскольку «он намерен добиваться встречи с господином де Рошфором, обвиняя его в том, что тот встал на его пути к должности подполковника». Все эти меры оказывались неэффективными для тех, кто считал, что «месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным». Сирано де Бержерак в своей пьесе «Одураченный педант» (1654) представил такую ситуацию в комическом виде, выведя на сцену капитана Шастофора, собирающегося драться на дуэли и оторвавшегося от приставленного к нему охранника: «Боже ты мой, господа, я потерял своего охранника! Никто его не встречал? Это караульный, которого маршалы Франции прислали ко мне, чтобы помешать мне устроить самую кровавую дуэль, которая когда-либо обагряла траву на Пре-о-Клер. Черт побери, что скажут обо мне благородные господа, когда узнают, что я не сумел сохранить своего охранника?»

Если верить «Мемуарам» Александра Дюма, его отец попал в аналогичную ситуацию в 1783 году, когда ему было двадцать два года. Однажды вечером он находился в театре Монтансье, в ложе одной красавицы-креолки, пользовавшейся популярностью в свете. Одет он был весьма скромно, а потому держался позади, чтобы не быть на виду Один мушкетер из партера узнал даму, велел открыть двери ее ложи, вошел, не спросив разрешения, уселся рядом и завел разговор. «Простите, сударь, – прервала его дама, – мне кажется, вы не заметили, что я не одна». «Ах, извините, – нагло отвечал мушкетер, – я принял этого господина за вашего лакея». Не успел он произнести эти слова, как горячий граф де ла Пайетри выбросил его из ложи в партер. Понимая, какие последствия повлечет его поступок, он вышел в коридор, чтобы подождать там своего противника. Однако к нему тотчас подошел офицер суда маршалов, прикоснулся к нему своим жезлом из черного дерева с набалдашником из слоновой кости и объявил, что приставлен к его особе и будет следовать за ним повсюду. На Сан-Доминго, где вырос побочный сын маркиза де ла Пайетри, суда маршалов не было (но дуэли, вероятно, происходили), так что такой поворот событий застал его врасплох. Впрочем, страж держался весьма учтиво; он поселился в квартире своего подопечного и повсюду следовал за ним как тень. И все же дуэль состоялась – с разрешения… председателя суда чести, закоренелого дуэлянта маршала де Ришелье, о котором мы еще поговорим, в саду при его собственном особняке; наглый мушкетер был ранен в плечо.

Видя, что принимаемые меры не дают результатов, Людовик XIV в 1679 году издал суровый эдикт, скопированный с аналогичного закона мальтийских рыцарей, который грозил смертью и конфискацией имущества не только дуэлянтам, но и секундантам и всем участникам дуэли. Человек, пославший вызов, не получал никакого снисхождения со стороны суда чести: он отстранялся на три года от исполнения любых государственных должностей, подвергался двухлетнему тюремному заключению и должен был уплатить штраф в размере половины годового дохода. Человек, принявший вызов, подвергался такому же наказанию. Слуга (или иное лицо), передавший вызов и уличенный в этом, приговаривался к позорному столбу; за первое преступление такого рода полагалась публичная порка, за второе – три года галер. Любой человек, участвовавший в поединке, признавался виновным в убийстве, даже если дуэль не имела кровавой развязки, и подвергался соответствующему наказанию. Знатных дворян приговаривали к обезглавливанию, разночинцев – к повешению, причем им отказывали в христианском погребении. Действительно, многих дуэлянтов казнили в разных концах страны. За несколько лет количество дуэлей сократилось в двенадцать раз. По повелению короля этот успех был отмечен чеканкой медали с аллегорическим изображением правосудия, поражающего поединки. «Поединок» имел вид бойца, увенчанного змеями, наподобие гарпий. Людовик XIV принимал это дело так близко к сердцу, что настойчиво рекомендовал своему преемнику неукоснительно соблюдать эдикт против дуэлей и не проявлять неправедной снисходительности к тем, кто его нарушает. Значит, нарушители все-таки были?