Скрип гравия и шорох листвы подсказали мне направление. Убийца отца уходил садом. Эта безумная ночная погоня сквозь пышно разросшиеся розовые кусты, меж темных деревьев, нависавших надо мной, как призраки сада, была едва ли не самой сумасшедшей из всех моих авантюр. Я оскальзывался в траве, мокрой от ночной росы, спотыкался о корни, падал, вскакивал и снова бежал, пока наконец неясный шорох впереди не стих совсем.

Вернулся я уже под утро. Грязный. Промокший. В порванном камзоле. Стащив его с плеч, я торопливо запалил свечу. Но, оказалось, неожиданности этой ночи еще не кончились. На низком столике лежало письмо. Я склонился к единственной свече и с растущим удивлением прочел:

«Карлос де Кастильяно.

Ты прав. Замок хранит множество тайн и все они – смертельны. Но тех, кого ты успел полюбить, хранит невидимый щит. И так будет, пока ты молчишь о том, что успел узнать, и не тревожишь тени минувшего.

Убийцу покарает провидение, и люди помогут ему. Не вмешивайся в борьбу, начатую не тобой».

Подписи не было.

Я так и не лег до самого рассвета, размышляя над таинственным письмом. Кто мог написать его? Вальдоро?

Убийца? Кто-то третий? Неужели он думал, что сможет напугать меня так, что я кинусь отсюда без оглядки?

Но почему-то я не был убежден, что меня хотят напугать. Скорее, это было предупреждение. И в замке, кроме таинственного врага был у меня неведомый друг. Но кто?

Кроме привратника, так неласково приветившего меня в день приезда, у мачехи было еще двое слуг. Конюх и старик-садовник. Кроме того, две крестьянские девушки приходили убирать за поденную плату. Платили им очень щедро, но ни Лусия, ни Лупита ни в какую не соглашались совсем переехать в «нечистый замок». Однако не девушка же, в самом деле, говорила таким сиплым голосом и не слуга написал письмо таким прекрасным слогом.

Седой, но жилистый малый, что ходил за лошадьми донны Коломбы, больше всякого другого походил на отпетого висельника. Он был ловок не только со шпагой, висевшей у его бедра, в нарушение всех обычаев, но и с кривым кинжалом-навахой. И был не то чтобы не разговорчив, а, похоже, вообще нем. Кроме языка у конюха сеньоры отсутствовало левое ухо. Вместо него темнел страшноватый шрам, который тот и не пытался прятать.

Лучшего убийцу при всем желании не нашел бы не только я, но и господин алькад. Несколько дней я не спускал с него глаз, но ничего, понятно, не выяснил. Кроме того, что госпожа Коломба доверяет этому своему слуге безоглядно и, наверное, знает, что делает.

Садовник был действительно очень стар и от дряхлости впал в тихое помешательство. Часами он разговаривал со своими цветами и больше ничего не замечал.

Привратник, Маттео Сагрэда, тоже, поначалу, не вызвал никаких подозрений. Служил он недавно, но очень старательно, и совсем не боялся бедной донны Коломбы. Я заподозрил ловкого малого, когда Лусия вскользь обмолвилась о добром сердце Маттео. Оказалось, тот содержит свою овдовевшую сестру и троих ее детей, двое из которых – девицы на выданье. И даже купил им дом в городе. После завтрака я зарядил пистолет и, сунув его за пояс, спустился по дорожке к воротам. Сеньор Маттео Сагрэда сидел на траве, вытянув ноги в сапогах из дорогой кожи. На широкие плечи был наброшен красный камзол, шедший ему, как корове седло. Он пускал в небо кольца табачного дыма и задумчиво смотрел на пыльную дорогу, сбегающую от железных ворот вниз по склону и пропадающую в зелени акаций.

Я бесшумно приблизился сзади, облокотился на массивный столб ограды и тихо свистнул особым образом.

Привратник среагировал сразу. Он вскочил, обернулся и, увидев меня, беспокойно завертел головой. Мысленно я похвалил себя за верную догадку. Маттео поклонился и поприветствовал меня, не переставая озираться.

– Мы одни, – обронил я, подходя ближе, – и, как только что выяснили, принадлежим к одному рыцарскому ордену. Мне кажется, нам нужно объясниться, брат по вере.

Достойный малый прекратил вращать глазами и уставился на меня, словно увидел, по меньшей мере, слона.

– Ты обращаешься со стилетом, как сапожник, – презрительно бросил я, наблюдая за его лицом.

К чести разбойника, оно лишь слегка дрогнуло и сразу же приняло прежнее, почтительное выражение.

– Что же такое говорит господин. Не разберу я.

– Я объясню, – положив руку на рукоять пистолета, я произнес это так, словно никаких сомнений у меня не было.

– За что ты убил своего хозяина?

Лицо привратника, грубоватое, с хищным прищуром, вдруг сделалось обиженным.

– Бог вам судья, молодой хозяин, а только зря вы так. Здесь и так служить никого не заставишь. Из-за сеньоры, а вы человек новый…

Я не стал его слушать, потому что прекрасно знал, что он скажет дальше. Вынув из-за пояса пистолет, проверив его, я направил оружие в обширный живот разбойника.

– Я хочу получить ответ, и я его получу, или дьявол получит твою душу. Стоять! – прикрикнул я, заметив движение руки.

– Что ж, дело ваше, молодой хозяин, – произнес он, – зовите алькада. Я человек простой, мне ли спорить с сеньором. Но только то, что вы сказали – наговоры.

Я лишь пожал плечами:

– К чему утруждать алькада, человека в годах, почтенного отца семейства. Я собираюсь использовать свое феодальное право карать и миловать и через минуту, если не получу ответа, прострелю тебе брюхо и повешу твою медвежью тушу на воротах.

В желтых глазах привратника мелькнуло изумление.

– Молодой хозяин шутит?

– По-твоему, это смешно? – холодно спросил я. – За свою жизнь я пролил крови больше, чем выпил вина, и, можешь быть уверен, рука моя давно не дрожит.

Кажется, я его убедил. По крайней мере, на широком лице Маттео отразилась работа мысли.

– Ну, не знаю, сеньор, найдете ли вы в деревне человека на мое место, – проговорил он, – этого замка боятся, как бесова гнезда.

Я расхохотался прямо в лицо разбойника и заверил его, что, в крайнем случае, сам буду открывать ворота. Это не слишком дорогая плата за удовольствие, да и мачехе будет спокойнее.

Эта вторая догадка пришла в голову так же внезапно, как и первая, и, как и первая, попала «в яблочко». Маттэо Сагрэда побледнел, толстые, мозолистые пальцы сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

– Итак, ты понял, что известно мне многое. Шутить я не собираюсь. Тебе придется вспомнить все молитвы, которым учила тебя матушка, если только до тебя не дойдет наконец, что быть живым и богатым лучше, чем мертвым и нищим, – чтобы подстегнуть воображение привратника, я слегка шевельнул пистолетом.

Он вздрогнул.

– Я бедный человек, дон Карлос. И вы, конечно, можете…

– Да, – перебил я, – ты человек бедный. Дом твоей сестры в городе мог быть и побольше, если бы хозяин случайно не догадался о твоем побочном заработке. Сколько ты вытянул из донны Коломбы? Как долго это продолжалось?