Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леопольд не отвечает, и Виоли продолжает:
– Она твоя мать, и, конечно, ты знаешь ее лучше, чем кто-либо другой, – говорит она, но замолкает, когда Леопольд фыркает.
– Учитывая все обстоятельства, мне кажется, что я вообще ее не знаю, – говорит он, пожимая плечами. – Будь это так, Софи все еще была бы жива и мы не замерзали бы до смерти в снегах Фрива.
Виоли прикусывает губу.
– Но она твоя мать. Неужели нет слабости, которой можно было бы воспользоваться? Секрета, который я должна знать? Хоть чего-нибудь, что может пригодиться?
Мгновение Леопольд ничего не говорит и продолжает затягивать шнурки на своей дорожной сумке.
– Она суеверна. Они с отцом часто спорили на эту тему – она верит в призраков, духов и проклятия, а он насмехался над ней за это.
Он делает паузу.
– И как бы то ни было, я верю, что она действительно любит меня и моих братьев. Возможно, я для нее уже потерян, но я верю, что она пошла бы на многое, чтобы защитить Гидеона и Рида.
Виоли кивает, прокручивая в голове его слова. Довольно жестоко играть на страхах Евгении, и отчасти она удивлена словами Леопольда. Видимо, когда дело касается матери, его моральные принципы ослабевают.
– Тебе следует сблизиться с принцем Байром, если получится, – говорит она ему. – Я мало что о нем знаю, но поскольку с Дафной все обстоит непросто, нам, возможно, стоит сделать ставку на него. Он, по крайней мере, может что-нибудь рассказать о ней.
– Я попробую, – говорит Леопольд. – Но я не так хорош в этом, как ты. Имею в виду манипуляции, ложь и использование людей.
Виоли не знает, что на это ответить, и не уверена, был это комплимент или оскорбление.
– Тебе никогда и не нужно было этому учиться, – говорит она через мгновение. – Но ты знаешь, что сейчас поставлено на карту. Не только твоя и моя жизни, но и жизнь твоих братьев, не говоря уже обо всем Темарине. Я не верю, что с таким грузом на плечах ты будешь готов легко сдаться.
Леопольд сглатывает, но через несколько секунд кивает.
– Тебе тоже следует быть осторожнее, – говорит он. – Недооценить мою мать было бы ошибкой.
Виоли думает о Софронии, которая уже так ошиблась.
– Недооценить меня тоже было бы ошибкой, – говорит она Леопольду. – И надеюсь, что твоя мать ее совершит.
Дафна
Дафна читает письмо Беатрис и закатывает глаза, понимая, что в очередной раз ее сестра не потрудилась закодировать текст так, как следовало бы. В отличие от предыдущего это письмо даже не несет в себе никакого скрытого смысла. Хотя Дафне кажется, что раз сестра писала из Бессемии, то нет причин думать, что кто-то его уже вскрывал. Это вполне могли сделать фривийцы, но, насколько она может судить, это не так. Впрочем, она не удивлена. Как она уже могла заметить, безопасность – слабое место Фрива.
Это вполне в духе Беатрис – беспокоиться о безопасности Дафны, но после трех покушений на убийство и взрыва ее предупреждение немного запоздало.
У меня есть все основания полагать, что смерть Софи была организована внешней силой. Из-за этой фразы Дафна колеблется. Смерть Софронии была организована толпой, которая ее и казнила. Дафна считает, что это не что иное, как внешняя сила, но в ее сознании эхом отзываются слова Виоли. Слова о том, что это императрица виновна в смерти Софронии. Конечно, Беатрис не может иметь в виду именно это – даже по ее меркам это смешно.
Но в письме и правда упоминается Виоли, хотя и не по имени. Софи сказала нам, что нас найдут ее друзья. Я их встретила, но не могу обеспечить им безопасность, поэтому отправила их к тебе. Это могут быть только Виоли и Леопольд. Пожалуйста, защити их – если не ради меня, то ради Софи.
От этих слов желудок Дафны скручивается в узел, и она думает о письме, которое уже отправила своей матери, сообщая ей, что, по ее мнению, Леопольд прибыл во Фрив. Она говорит себе, что это было правильно, но подозревает, что Беатрис, возможно, права. Софрония бы этого не хотела.
Софрония мертва, напоминает она себе. Она доверяла не тем людям, и вполне возможно, что среди них были Виоли и Леопольд. Дафна не собирается повторять те же ошибки.
И все же она снова и снова перечитывает последний абзац.
Вернувшись в этот дворец, в наши старые комнаты, у меня бесконечно болит сердце – так сильно скучаю по вам с Софи. Все еще не могу поверить, что никогда больше не увижу ее лица. Я никогда не прощу себе, если тебя постигнет та же участь.
Смаргивая подступающие слезы, Дафна комкает письмо в кулаке. Она бросает бумагу в угасающий огонь и смотрит, как она чернеет и скручивается. Слова ее сестры превращаются в пепел и дым, но их эхо раздается в ее голове.
Только тогда ее взгляд падает на другое лежащее на ее столе письмо. Оно без пометки, но Дафна знает, от кого оно, еще до того, как ломает простую печать и вытаскивает из конверта одну-единственную страницу.
Моя голубка,
Я очень надеюсь, что тебе тепло во Фриве в это время года. Если ты обнаружишь, что простудилась, то я слышала, что отдых на озере Олвин прекрасно укрепляет здоровье. Напиши мне поскорее, твоя бедная мама очень о тебе беспокоится. Ты всегда была моей главной опорой.
Больше там нет ничего, кроме подписи ее матери, но Дафна знает, что это не всё. Озеро Олвин, думает она, проходя через комнату к своей шкатулке с драгоценностями и роясь в ней в поисках кулона с желтым сапфиром размером с перезрелую клубнику. На ее взгляд, он слишком большой, но на самом деле оно никогда не было предназначено для ношения.
Вернувшись к своему столу, она разглаживает письмо и подносит кулон ближе. Она наклоняется над столом так, что ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от письма, и, закрыв левый глаз, подносит желтый сапфир к правому.
Сквозь желтый камень слабо проступают слова, также написанные рукой ее матери. Когда Дафна читает их, ей начинает казаться, что она тонет и в конце концов погружается под воду с головой.
Я получила известие, что похитители,