Кристине впервые предстояло отправиться в Марцелль одной. Пешком через лес. Время подошло, девочка подросла. Вильгельм скрепя сердце уступил ее просьбе и отпустил в соседний город.

— Отец, мне уже пятнадцать, что со мной может произойти, сами подумайте. Сколько раз мы были в Марцелле, приезжали на Пасху и Вознесение, на рождественские ярмарки, я знаю там каждый дом, каждую ремесленную лавку. В лесу не ступлю в сторону от обоза, обещаю.

Вильгельм грустно смотрел на Кристину. Как быстро прошло время! Пятнадцать лет пролетели незаметно, и она превратилась в необычайно привлекательную девушку с белокурыми волосами и глазами, сверкающими словно лесные озера.

Как она похожа сейчас на его любимую Иоланту, на ту, которую давным-давно он повстречал в Бамберге, навеки простившись с разумом.

Все, что от нее осталось, — Кристина, родившаяся ценой жизни любимой жены. Ненависть к ребенку с годами притупилась. Все-таки родная кровь.

Время пришло, маленькой птичке пора было вылетать из гнезда. Да спасет ее Пресвятая Дева от нечаянных опасностей и бед!

Дав последние наставления и написав несколько строк знакомому трактирщику, Вильгельм вручил дочери деньги на покупку канифоли и эмалей, перекрестил на прощанье и сказал:

— Слушай меня внимательно. Если все успеешь купить засветло, то постарайся найти кого-нибудь из Фогельбаха, знаю, что наш кузнец вместе с сыном отправился в город пару дней назад, лавочница Гертруда должна везти галантерейные товары из Фрайбурга, она может заночевать в Марцелле, найди их, не возвращайся одна.

Если никого не встретишь, прошу — останься у Дитриха, трактирщика, где мы с тобой всегда обедали, он помнит тебя, скажешь, Вильгельм-краснодеревщик попросил дать ночлег, и передай мое письмо. Только не смей возвращаться одна на ночь глядя. Завтра из Фрайбурга через Марцелль к нам пойдет обоз со скобяными товарами. Вернешься с ним. Ты все поняла, дочка?

— Не беспокойтесь, отец. Все будет хорошо, — Кристина посмотрела на постаревшего Вильгельма. Сердечко ее сжалось. Годы уходят, и отец вместе с ними.

Выполняя заказ герцогини фон Берен, он в последнее время сильно уставал. Но еще немного, и он завершит резной триптих для ее часовни.

Сейчас же необходимо пополнить запас дорогих эмалей для его отделки.

Кристина замечталась. Герцогиня щедро наградит отца. И тогда на господское вознаграждение он купит ей обещанный мольберт и краски. Ей хочется рисовать не угольком на обрывках бумаги или досках, а как именитые художники, в лавки которых она заглядывает в Марцелле с благоговением. И сегодня обязательно хоть на несколько минут, но забежит. Вдохнет запах разведенных канифолью красок, лаков и свежих загрунтованных холстов и на миг почувствует себя волшебницей.

Только где это видано, чтобы девушке доверили кисть и позволили рисовать? Это удел мужчин.

Кристина надеялась, что сегодня в лавке будет работать Яков Циммерманн, он учился живописи в самом Фрайбурге и считался настоящим мастером. Он разрешал девочке сидеть рядом с его мольбертом, порой доверял помыть мастихины, а если повезет, растереть краски и смешать нужный оттенок.

Это было первым большим секретом девушки. Ее отец не должен знать, где пропадает дочь, когда он засиживается в трактире у Дитриха за галлоном доброго пива.

А вторым секретом Кристины Кляйнфогель, вернее сказать, великой тайной от всех людей, скрепленной клятвой, данной лесной ведьме давним майским днем на опушке, было то, что она существовала не в одном мире.

Жаль, что она не могла успокоить отца, сказать, что у нее много друзей и подруг в лесу. Вильгельм Кляйнфогель был обыкновенным человеком и не мог видеть того, что с раннего детства видела его маленькая дочь, рожденная весенним днем от Иоланты Шенборн, белошвейки из Бамберга, бежавшей ноябрьской ночью 1660 года из города вместе с матерью, когда там запылали первые костры.

Вот и сегодня, выйдя за окраину Фогельбаха, Кристина присела на поваленное, заросшее мягким мхом дерево и, оглядевшись по сторонам, тихо сказала:

— Петер, хватит прятаться. Я одна, можем поболтать!

Человечек ростом с локоток, одетый в зеленую, шитую золотом рубаху и короткие штанишки с помочами, обутый в сафьяновые туфли с загнутыми мысами, появился из-за разлапистой елки и почтительно снял шляпу. Длинное фазановое перо прочертило по траве затейливый узор.

— Приветствую тебя, Маленькая Птичка! — на прозрачном лице альва играла радостная улыбка. Сверкнув золотистыми глазами, он еще раз с почтением поклонился. Завершив необходимый политес, нахлобучил на огненную макушку головной убор и тщательно спрятал под ним остроконечные ушки.

— И я приветствую тебя, Зеленый Петер. Почему так долго не приходил в гости?

— Нижайше прошу прощения, но ваш покорный слуга был занят подготовкой бала Летнего Равноденствия, на который ты приглашена.

— Не лукавь, хитрец, я знаю, чем заняты твои мысли, никак не муштрой музыкантов и не выращиванием декораций. Неужели альва Элло так и не открыла тебе свое сердце?

Зеленый человечек понурился. Промолчал, с грустью разглядывая свои промокшие от утренней росы туфли. Растроганная Кристина подхватила малыша на руки и прижала к груди.

— Петер, бедный мой дружок, имей терпение. Если я встречу Элло, то обещаю замолвить за тебя словечко! Расскажу, какой ты бравый парень, мой защитник! Никто из лесных жителей не вызвался проводить меня в Марцелль, только ты да Гозель. Кстати, где эта проныра? Вечно ее приходится ждать.

В этот момент кто-то ущипнул Кристину за левое ухо и прошептал:

— Ты несносная злюка! Я уже давно сижу у тебя на плече и подслушиваю. Но только мой тебе совет, Зеленый Петер, — прозвенела хрустальным голоском знакомая полупрозрачная малышка с крыльями стрекозы, — не теряй даром времени, я часто вижу Элло в компании горного Удольфа, он не скупится на самоцветные дары для твоей корыстной избранницы, — проказница захихикала.

— Гозель, не расстраивай Петера, если он заплачет, трава на пастбищах прогоркнет, молоко у наших коров испортится, а люди будут думать, что в Фогельбахе поселилась ведьма.

Тихо скрипнула дверь мастерской Циммерманов. Наклонив голову, с замиранием сердца Кристина заглянула в святая святых, в волшебный мир, знакомый ей с раннего детства. Манящий, исполненный парящих образов, запахов масел и лаков, влажного ванильного аромата, исходящего от свежевыпиленных подрамников, и сухого теплого благоухания от прогретых под солнцем холстов, скучающих на старых трескучих мольбертах. Мир, предвещающий рождение новых фантазий, наполненный полетом воображения мастеров, творящих здесь, в маленьком одноэтажном домике в самом центре Марцелля.

Мастерская, искрящаяся волшебным светом, проникающим сквозь расписные мозаичные витражи, стояла недалеко от рыночной площади и принадлежала отцу ее старинного друга Якова, юного мастера, чьи краски она растирала, считая это великим благом, дарованным небесами.