litbaza книги онлайнСовременная прозаВокруг света - Олег Ермаков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 96
Перейти на страницу:

И стволы берез уже на верху холма еще сочились светом, хотя внизу стлалась мгла.

Осеннюю радугу над Воскресенским лесом не назовешь брезжущей, она многоцветно сияла, но и в самой тишине происходящего была та же прикровенность.

Прикровенность – отличительная особенность этой земли.

Вокруг света

Иногда рыжая береза или желтая осина светились словно бы озаренные солнцем, но после мгновенного замешательства и обеспокоенности – как же так, явилось солнце, а я сижу у костра? – становилось ясно, что это самосвечение.

За светом мне приходилось буквально гоняться.

Увидев после многих пасмурных дней настоящее солнце на старых березах Белкинского леса, я подхватился, сгреб штатив, сумку с фотоаппаратом и, оставив лагерь под прикрытием ели, бросился на северную окраину. Солнце вынырнуло из-под тучи над самым горизонтом и необыкновенно тепло и печально осветило белкинскую равнину, липы, березы, засохшие ивы, клен. И в этот момент как будто приоткрылась какая-то дверь… может быть, в кузне времени. Все озарилось здесь именно давним временем, временем Трифона Гордеевича и его молодой жены Марии Плескачевской.

Фотографировать из-за высоких бурых трав было очень неудобно, да попросту невозможно. И я продирался сквозь заросли, спотыкаясь на кабаньих рытвинах. Солнце в любой миг могло скрыться. Издалека я видел цветной и как будто вылепленный клен. Не вытерпел и поставил штатив в бурьяне, навел резкость. Травы загораживали вид. Поспешил дальше.

Вокруг света

И вот нашел место повыше, установил треногу, приник к видоискателю.

Два или три щелчка, и солнце нырнуло рыбиной за горизонт, тучи сомкнулись.

Клен кузнеца погас. А только что его словно бы озаряли сполохи горна. И это был горн самой осени, ее div-ный санскритский свет.

Я утирал потное лицо, переводил дыхание, уже мучаясь несовершенством и мимолетностью двух-трех кадров, уже проклиная бюджетный объектив и скромную камеру. Немного позднее, остыв от горячки и медленно возвращаясь в лес, где меня ждали лагерь, кострище, еще не остывший горький чай, я чувствовал, пожалуй, то же разочарование и недоумение, что и бабы одной афанасьевской сказки, пытавшиеся зачерпывать решетом и всякими туесками пожалованный их деревне, жившей до того в потемках, всевышним солнечный свет, – они его зачерпывали и тащили в избы, но там света не прибавлялось.

Свадебный фотограф

Я пытался совладать с этой болезнью, похожей на одержимость. Убеждал себя, что взялся не за свое дело, что у меня уже не такие быстрые ноги, не такое выносливое сердце, как прежде. Но кто-то внезапно будил меня в четыре утра, чтобы я, глянув в окно, определил, будет ли солнце или туман. Но туман мог появиться и позже, вот в чем дело. Вчера именно так и произошло, думал я. В пять утра за окном никакого тумана не было, и я заснул с легким сердцем, но час спустя пробудился, приподнялся на локте – уличные фонари окутывал туман. И теперь я не мог спать. И надо было вставать, заваривать чай, умываться. Маршрутные такси еще не ходили, и я перся по пустынным улицам, зевая и кляня туман. Но туман так и не появлялся. Зато с моста через Днепр у крепостной стены я видел, как над плывущими льдинами восходит апрельское солнце. И потом, вернувшись домой продрогшим до костей, торопливо глотал обжигающий чай и пялился на монитор, заставляя солнце снова и снова вплывать на льдинах в мой город.

Днепр в городе всегда напоминал мне о главной обязанности: подниматься вверх, в холмы и леса местности.

Фотография меня окончательно разоряла. Может, удастся стать свадебным фотографом, думал я. Надо бы попрактиковаться. Первую свадьбу я готов снимать бесплатно.

Вернусь в город, думаю я на осенней дороге, и дам объявление.

Но все происходит быстрее.

На выходе из Воскресенского леса я замираю. Посредине обширного открытого пространства стоит лось. Стоит как изваяние, памятник самому себе. Чуть позже замечаю немного в стороне еще одну коричневато-серую горбатую фигуру. Мгновенно снимаю аппарат с плеча. Ловлю в видоискатель лося. Далеко. «Если фотография плоха, – говорил метр Роберт Капа, – значит, ты просто побоялся подойти ближе». И, пригнувшись, я начинаю подкрадываться. Побуревшие травы, сухой иван-чай скрывают меня. Но шорох-то слышен. У лосей не такое хорошее зрение, как слух и обоняние. Штатив путается в травах. Еще десяток шагов. Смотрю в объектив. Уже лучше. Но надо подкрасться еще ближе. Тем более что лоси попались не пугливые. На другом краю леса куда-то палят охотники. Может, по консервным банкам. Лоси не убегают. Ни от пальбы, ни от треска стеблей под моими ногами. Подхожу еще ближе. Объектив дает приличное увеличение. И я вижу морду лося, его рога, перевожу фотоаппарат правее и ловлю крупный темный выпуклый глаз и ноздри второго – это лосиха. Она поворачивает голову ко мне. Потом смотрит на лося. Снова переводит взгляд на меня. Лось буквально застыл. Но его фигура выражает напряжение. Он явно выжидает. Они оба видят, слышат и чуют меня. Но не делают ни малейших попыток скрыться. Я наглею и шагаю, уже не хоронясь. Лосиха оборачивается к лосю. Словно вопрошая. А тот всем своим видом отвечает: погоди, пусть он подойдет ближе, пусть подойдет…

Вокруг света

И тут я резко торможу. Стоп! Сейчас же октябрь? Это уже осень светописная?

В азарте совсем забыл об этом. У лосей гон. Я – третий на этом диком поле. Вот лосиха с интересом и поглядывает на меня. И лось ждет, чтобы попросту обломать мне рога. Но это э…э… не рога, а всего-то пластмассовые ножки штатива.

Попал на лосиную свадьбу.

Я медленно начинаю пятиться, как из шатра великого хана. Шатром над нами – небо в кудели облаков. Рыжее поле – гигантский ковер. Никогда еще эти истасканные сравнения не казались мне такими яркими и свежими. Я продолжаю пятиться, соображая, что в случае чего легко запутаюсь в этом ворсистом ковре. Лосиха отворачивается, срывает какую-то веточку, жует. И лось наконец оживает и смотрит задумчиво в мою сторону.

О лосиных атаках я читал у Томпсона. И у других авторов – о том, как лоси расшибают своими ногами-палицами волчьи черепа. Атакуют и человека.

С лосями мне часто приходилось здесь сталкиваться. Лось – это слон северных лесов. Его мощь и стать вызывают уважение. Топоры рогов, булавы ног, горб, грудь – лось отлично вооружен.

Тем не менее обычно лоси предпочитают уступить, человек может быть опаснее бешеного волка.

Правда, летом ко мне на стоянку под дубом молодой лось сам прибегал, и даже дважды. Первый раз, отрываясь от дымного костра, я ожидал увидеть всадника прошлых времен, скачущего во весь опор от Городца к моей дубраве. Но вместо этого узрел высокого ярко-кофейного лося. Он со всех ног мчался уже по дубраве – прямо на мой костер. И что интересно, ни веточка не треснула, только слышался глухой топот. Обнаружив здесь мой лагерь, он затормозил, удивленно посмотрел и резко кинулся вбок и быстро исчез. И в летней жаркой тишине я услышал тихое гудение. Ко мне приближалось электрическое облако. И вскоре кровососы всех мастей атаковали меня прямо у костра. Пришлось срочно сгребать прошлогоднюю листву, гнилушки и налаживать настоящий дымокур.

1 ... 50 51 52 53 54 55 56 57 58 ... 96
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?