– Сделаем. – В голосе Лехи довольство, в глазах Веры облегчение.

– Игорь, надо привлечь участников!

– Участников? – Мальчишка (а кто он еще в свои двадцать пять рядом с сорокалетним Егором?) не может сдержать разочарования. – Я думал…

«Ну, конечно, ты думал, я доверю тебе поиски спонсоров и контакты с большими людьми. Погоди, не спеши. Докажи, что можешь. Прояви себя, а за мной дело не станет». Егор смотрит на Игоря почти по-отечески, говорит спокойно:

– Видишь ли, я пытаюсь каждого нагрузить той работой, в которой ему нет равных. Эту часть лучше тебя никто не сделает.

Щеки Игорька заливаются румянцем приятства, но он продолжает сопротивляться в вызывающей, даже немного хамоватой манере:

– Чегой-то?

«Эх, дружок, а хочешь с важными людьми разговоры вести. Тебе еще учиться и учиться».

– Потому что ты молодой, умный и талантливый, – пускается Егор на откровенную лесть. Но что не сделаешь ради успеха предприятия? – Тебе лучше нашего известно, как и чем привлечь людей, особенно молодых. Знаешь, идея может быть сколько угодно хорошей, но если не будет достойных, талантливых участников, за борьбой которых людям станет интересно наблюдать, – грош цена всей моей затее. Для того чтобы заинтересовать телевидение и спонсоров, надо иметь в своей копилке такую базу талантов, чтобы никто из важных шишек не усомнился в том, что проект будет бомбой. Усек?

– Усек! – Вместо вызова в голосе Игорька появляется неожиданная робость и даже опаска. Похоже, он сделал именно тот вывод, на который Егор и рассчитывал: ему – Игорьку – доверяют самую главную часть действа. «Вот и прекрасно. Пусть остается при своем мнении».

– Ну, раз усек, дуй исполнять. – Егор подмигивает пареньку, выжидает, когда тот покинет кабинет вслед за Лехой и Верочкой, и оборачивается к главному маркетологу: – Петр Сергеич, на вас вся надежда. Придется подхватить рекламный отдел. – На лице немолодого мужчины появляется растерянность, он не скрывает своих чувств, разводит руками и спрашивает:

– А как же…

– Маркетинг? Ну, пойдут заказы – будет и маркетинг, а пока надо рекламу поднять. Рекламное агентство без рекламы, сами понимаете, – дырка от бублика.

– Но я же…

– Маркетолог? Знаю, Петр Сергеич. Знаю, дорогой. Вы отличный маркетолог, а я, надеюсь, неплохой рекламщик, и вместе мы сила, способная вытащить наш рекламный отдел из болота.

Начальник отдела задумчиво потер подбородок, затем изрек:

– Мысль, конечно, интересная…

Егор не позволил ему продолжить фразу сакраментальным «но», подхватил сам:

– Да, золотая мысль! Просто замечательная. Пока найдем хорошего директора по рекламе, время упустим, силы. Не дай бог, конкуренты пронюхают, и все: была идея – и нет, поминай, как звали. Я не прав?

– Прав, Егор, прав. Только староват я в авантюры пускаться.

– Да и я уж не мальчик.

– Ты? – Петр Сергеич поднимает густые брови и расплывается в широкой, добродушной улыбке, давая Егору понять, что его предложение принято. Маркетолог возвращает брови на место и говорит начальнику без укора: – Ты мальчишка.

– Ты мальчишка, Егор! – Те же слова в устах жены звучат совсем по-другому. Слышится в них какая-то усталость и обреченность, а Егору хочется поддержки, хочется восторга и умиления его умом и вдохновением. Он прекрасно понимает, что у Маши своих забот полно. Она, конечно, не смогла отпустить Миньку в одиночное плавание, вступила в родительский комитет и теперь занята учебниками, экскурсиями, новогодними подарками и еще кучей мелочей. Важных, наверное, но таких скучных по сравнению с тем, что придумал Егор. А Маше его идея кажется пшиком. Она считает, что над ней только посмеяться можно. Обидно.

– На полном скаку в атаку, не оглядываясь назад, и будь что будет, – неожиданно продолжает Маша.

Обида Егора не успевает обрасти коростой и немедленно заживает. Значит, дело не в том, что жена не верит в него или не разделяет энтузиазма, она просто ревнует его к увлеченности делом. Ну, это можно понять, это справедливо. В последнее время Егор баловал семью ранними возвращениями и совместным досугом, а новая идея, очередной проект, неминуемо означает: «До свидания, дорогие. Возможно, как-нибудь заскочу». Дело превыше всего. И откуда Маше знать, не возникнут ли в этом деле очередные ночные совещания и планерки, после которых Егор возвращается сам не свой и в глаза не смотрит, а если все-таки смотрит, то как-то виновато, заискивающе. Как она должна догадаться, что в его увлеченности работой никаким Людочкам теперь места нет. В общем, жена ревнует. И, что греха таить, имеет право. А раз так:

– Мань, – Егор сжимает в ладонях холодную руку жены, подносит ее к губам, целует, – это не мальчишество, это осознанный шаг, продуманный.

– Ты называешь какой-то бредовый конкурс продуманным шагом и отличной идеей? «Алло, мы ищем таланты!» – так теперь будет называться твое агентство? – Маша возмутилась, но руки не отдернула.

– А что? Хорошая мысль. – К Егору возвращается благодушное настроение. Нет никакого желания вступать в перепалку.

– Неужели ты действительно считаешь, что из этого что-то получится, кроме потерянных нервов, времени и денег? – Жена смотрит на него с грустью и качает головой.

«Старик, да ты кругом ошибался. Ей совсем не все равно, и она за тебя болеет. Просто, как большинство женщин, осторожничает. Не хочет рисковать. Но ведь кто не рискует…»

– Мань, я считаю, что получится, – говорит Егор спокойно и очень серьезно, поймав грустный взгляд жены и стараясь даже глазами передать ей свою уверенность.

– Что ж, – Маша вздыхает, забирает руку и отворачивается, – раз ты так считаешь…

«Да, считаю. Ну как тебе объяснить, что я верю в успех, что мои люди верят и что мне так нужно, так чертовски нужно, чтобы и ты поверила и поддержала. Я ведь способен на многое, ты же знаешь, а с твоей поддержкой, Машка, я же горы сверну. Но у тебя другой настрой, тебя что-то мучает».

– Что тебя мучает, Маш?

– Какая разница! Ты же все равно поступишь по-своему.

«Поступлю. Это да. Это ты права. Я уже зарядил коней, и «тпру» им никто не скажет, но все же…»

– Мне интересно твое мнение.

– С каких пор? – Изумление жены совершенно искреннее. В нем нет ни капли издевки. Егору становится не по себе. Сам виноват, сам. Ничем не делился, никогда ни о чем не спрашивал, все решал сам, что же он теперь хочет? Как-то ведь повелось, что дом – ее епархия, а бизнес – его, и они никоим образом не пересекаются. Но он же попытался сделать из параллельных прямых перпендикулярные: он и на кружки за Минькой заезжает, и его школьными делами интересуется, и даже позвонить может с работы – справиться, не купить ли, например, хлеба. Если он сделал шаг навстречу и повернулся лицом к семье, почему бы Маше хоть немного не заинтересоваться его работой? Наверное, можно ее разбудить, если, конечно, быть честным. И Егор очень старается, а потому отвечает: – По этому вопросу с недавних. Но мне действительно важно знать все, что ты думаешь о конкурсе.