и вцепляется в баранку: — нельзя переделать человека! Если он — скотина в душе, он ей и останется, сколько ты ему добра не делай! — она смотрит на меня и ее глаза серьезны.

— У него был шанс — говорит она: — все. Больше шансов у него не будет. Он уже переступил черту и хватит сожалеть о нем и его будущем. Сейчас вопрос будет стоять так — или он или мы.

— Да я не собираюсь о нем сожалеть. Мне все равно, его поведение меня не трогает и …

— Чушь собачья. — Бьянка вздыхает и закатывает глаза: — я же вижу. Просто отпусти уже это все. Скажи мне правду.

— Правду? Ну… хорошо. Мне чертовски обидно и в первую очередь я обижаюсь на самого себя. Наивный идиот, решил, что, дав половину доли в бизнесе и подрыгавшись на ринге — приобрел себе союзника. И… честно говоря, Кума мне понравился. Он же умный, даже где-то порядочный. По-своему — добрый. Располагает к себе… и общение у нас с ним было такое… доверительное. Так что мне — обидно, хорошо? Потому что … потому что всегда обидно обманываться в людях. Да и кто он мне вообще? Эх… — вздыхаю я: — при других обстоятельствах мы с ним могли бы быть друзьями.

— Вы и были — пожимает плечами Бьянка: — пока он не решил воспользоваться ситуацией. Я не могу сказать, что понимаю тебя. Но я могу сказать, что я буду рядом с тобой. До самого конца. Даже если я тебя не понимаю — я доверяю тебе и твоим решениям, хотя порой кажется, что ты задницей думаешь. Нашел из-за кого расстраиваться — из-за Кумы! Завтра его не будет — другой такой же появится.

— Да я понимаю. — морщусь я. Почему я так реагирую? Наверное, из всех людей в этой новой жизни Кума ближе всего напоминал мне самого себя — из прошлой жизни. Тертый калач, бывалый и циничный сукин сын, который все же сумел остаться человеком в глубине души. Потому я и не могу простить его. Потому что знаю, каково это на самом деле — быть таким. Как трудно остаться верным своим собственным принципам и не превратиться в чудовище, едва получив немного власти над людьми. Как бы не повернулась ситуация, как бы не разрешилась, а осадочек останется.

В окно к нам стучат и я поворачиваюсь, слегка раздраженный ситуацией и этим бесцеремонным стуком. За окном автомобиля — офицер полиции. Ах, да, мы же остановились практически на переходе…

— В чем дело, офицер? — спрашивает Бьянка, опуская стекло: — я остановилась чтобы …

— О! Какие люди! — говорю я громко: — Оя-сан! Какими судьбами?

— Э?! Это вы?! А… я… — офицер полиции Таро Оя, она же «Оя Три Проповеди» — стремительно покраснела: — ээ… я так. Мимо шла…

— Она вам хотела проповедь прочитать! — рядом с Оей встает другой офицер полиции в кокетливой темно-синей шапочке и с металлическим значком на груди: — что нельзя на переходе стоять и целоваться в машине!

— Морико-сан! — улыбаюсь я: — а мы и не целовались!

— Самое время это исправить! — улыбается в ответ стажер Морико Сэки: — давайте! А мы с Оей потом вас оштрафуем!

— Ой! Вон там нарушение общественного порядка! — вскидывается Оя Три Проповеди и быстро-быстро убегает куда-то вдаль. Мы смотрим ей вслед и я автоматически отмечаю, что попа у офицера полиции Таро в этой вот юбочке-карандаше — очень даже.

— Убежала — констатирует Морико: — стесняшка наша. А вы все-таки на переходе не стойте, непорядок. А то она потом ночь спать не будет. Бьянка-сама, я ваша поклонница! Давайте как-нибудь встретимся еще, кофе попьем… или чего еще. Кента-кун, а ты привет Нобуо-сану передавай! — она выжидает, пока Бьянка заедет мотор и тронется с места, машет нам вслед рукой. Я смотрю на нее в зеркальце и думаю, что нормальных людей в мире все же большинство и вообще не имею права я судить других. Кто знает обстоятельства, при которых Кума решил нас прижать? Может у него дочь от рака умирает и срочно нужно миллиард иен, а у него нет? Хотя… нету у него дочери. Я смотрю на Бьянку, которая вцепилась в руль и прикусила губу. Да, я не могу судить других людей, я не судья. Я просто хочу защитить своих близких и себя. Выживание — это достаточно эгоистично. Или я, или … хотя, тут нет никаких «или».

— Хорошо. — говорю я через некоторое время, когда мы уже почти подъезжаем к «Логову»: — хорошо. Действительно, хватит уже рефлексией заниматься. Денег у нас все равно не хватит все закрыть, а в долгах у Кумы можно всю жизнь провести. Так что… да.

— Да? — поворачивается ко мне Бьянка: — точно да?

— Точно да — киваю я: — давай убьем Куму.

— И Хиро — добавляет Бьянка.

— И Хиро — соглашаюсь я: — всех убьем, одни останемся.

— И …

— Эй, ну-ка хватит мне список расширять!

— Должно быть трое! Для ровного счета!

— Это не нумерология!

— Вана старшего! Он все равно вредный хрен!

— Нет!

Глава 20

Мы с девочками сидим в «Логове» и корпим над бумагами. Очень легко выносить в душе обиду на весь свет и пойти мстить всем — как говаривали в далекие времена госпожа анархисты — бей всех, господь разберется кто свои. Тогда и думать особенно не надо, считаешь, что виновата система, школа, капитализм и большие, бездушные корпорации или там человеческая природа, а мстишь первым попавшимся в супермаркете или на парковке. Взять штурмовую винтовку, как это делают на западе, или по местным традициям — просто нож. И резать всех попавшихся под руку, потому что они «олицетворение системы», например. Хотя местные, японские идиоты, по-моему, даже не особенно заморачиваются моральной платформой и аргументацией, они убивают, потому что хотят. Это западный подход таков — какую бы дичь мы не творили, мы должны быть на морально правой стороне. На востоке немного по-другому, это внутреннее путешествие и потому понять мотив идиота бывает сложновато и этим никто не занимается. Достаточно того, что он идиот и мстит по принципу мальчика, которые ищет ключи «не там, где потерял, а там где светло».

И нынешняя ситуация, несмотря на внутреннюю готовность пойти вразнос и первичный выброс адреналина — требует от меня собранности и хладнокровия, а не всего этого «всех убью, один останусь». Да, предложенная Бьянкой схема «а давай всех якудза в городе