сказали, что этот хороший. Не нам — моей подруге. В полном смысле этого слова — подруге, отношений у нас не было. Девчонка работала журналистом в женском журнале, получила задание редакции написать о свинг-вечеринке и пригласила меня составить ей компанию. По правилам клуба одинокие мужчины приветствовались, а вот одинокие девушки нет, поэтому пойти одна она не могла. А у меня на тот момент никого не было. Так я там и оказался.

— Я слышала, там ходят топлес?

— Да, были девчонки сразу с голой грудью, но подставные, разогревающие публику. Как нам сказали по телефону: эротический стиль приветствуется. Мужчине рекомендовали надеть рубашку и брюки, девушке — вечернее платье, ещё лучше — красивое бельё или тематический наряд. Мы остановились на первом, а когда зашли, нам буквально с порога предложили на выбор парео или банные полотенца, но мы пока отказались. Ну и совет: обязательно брать с собой сменную обувь, а то придётся обуть тапочки.

— Это на будущее? — улыбнулась Аврора.

— А вдруг, — улыбнулся Демьян.

— А внутри красиво?

— Ну-у-у… Как на балу у Воланда, только поскромнее. Свет приглушён. Горят свечи. Основной зал со столами и кожаными креслами. Бассейн, сауна, душ, несколько комнат с двуспальными кроватями, на которых только простыни. И всюду презервативы. Просто всюду. В каждом углу, на каждой поверхности.

— А народу много?

— Кто-то приходил, кто-то уходил, да я и не считал, но в общей сложности без подсадных, наверное, человек двенадцать. Мы сели за столик, взяли по напитку…

Тогда Демьян её и увидел. В красивом белье, чулках с подтяжками, с мерцающей в свете свечей кожей. Он практически потерял дар речи. Её партнёр тоже выглядел неплохо, седой, благородный, подтянутый, с выбритыми подмышками и подбородком, но подруга Демьяна брезгливо назвала его «дяденька профессор» и остановилась на молодой паре.

Демьян, собственно, и не возражал, ему было всё равно, кого она выберет для своего эксперимента. Он не поддерживал их разговоры о дешёвых скатертях, порезанных креслах, нерасторопных официантах — он следил глазами за Полиной. Кажется, тогда она представилась каким-то другим именем, но он его не запомнил. Зато запомнил, что было потом.

Выступила смазливая певичка, начались конкурсы, одна из девчонок посадила его на стул, забралась на колени, начала раздевать, а он поймал Её взгляд и не мог оторваться. Потом пошёл с Ней танцевать — начались медленные танцы. Но потом Её увёл «профессор», и Демьян потерял их из вида.

После очередного коктейля подсадная девчонка позвала Демьяна с его подружкой за собой. Там на кровати ласкали друг друга три абсолютно голых человека: Она, «профессор» и подставной парень.

Чьи-то руки стали стаскивать с Демьяна одежду, кто-то начал орально ласкать. Его подружку увлекли в месиво голых тел, и её начал ласкать «профессор», который ей вроде как не понравился, но ей уже было всё рано. Демьян чувствовал то же самое — адское, невыносимое, затмевающее разум возбуждение. Похоть. В самом ненасытном, необузданном и низменном виде: всё равно кого трахать.

И он трахал. В одной комнате, в другой, в третьей.

Уже никто ничего не стеснялся. Голые люди ходили по залу, в душ и обратно. В каждой комнате и в зале на креслах, и у бассейна кто-то с кем-то совокуплялся. Запах спермы, свечей, женских духов, мужских дезодорантов — всё смешалось. Его подружка спаривалась с очередным партнёром. Полину жарил по-собачьи её «профессор». Их глаза снова встретились… И Демьян вдруг очнулся. Отпустил чьи-то скользкие бёдра, сорвал с себя очередной презерватив. Оделся, заказал кофе.

Демьян сидел за столиком, давился плохим эспрессо, смотрел на всё это и думал, что больше ни за что… Ему было стыдно. Он чувствовал себя грязным, опустошённым, виноватым. Было противно от себя самого. А ещё он ревновал. И это странная смесь вины, отвращения и ревности отравила не только вечер, отравила их отношения с Полиной. Навсегда.

Хотя тогда он этого ещё не знал.

Когда Полина с «профессором» подошли к нему поболтать, потом пригласили подвезти, а потом Полина пригласила его к себе «на кофе» — Демьян отказался.

Когда спустя несколько месяцев они встретились в том здании, ему тоже нужно было разворачиваться и уходить. Но он вспомнил, как тогда её хотел, её одну, а не весь этот вертеп. И с трудом остановленный механизм дикого, безудержного нереализованного желания, словно многотонная махина снова пришёл в движение и… случилось то, что случилось.

Они переспали, потом снова, потом ещё. Он сделал ей предложение. Она согласилась. Они поженились. И уже не могли остановиться…

— Этот клуб и встреча там встали между нами непреодолимой стеной, хотя тогда мы этого не поняли. Мы плохо начали. И мы слишком разные. Что, по моему мнению, ужасно, ей нравилось. От чего я испытывал отвращение, она получала удовольствие. Я пытался ломать себя ради неё, она — себя ради меня. Ни к чему хорошему это не привело. Мне надо было понять раньше: это тупик. И развестись давным-давно. Но я понял только сейчас, после встречи с тобой, чего на самом деле хочу, — вздохнул Демьян.

— Тогда я рада, что мы встретились, — ответила Аврора. Она сползла с его плеча на подушку. Развернулась. Подпёрла голову рукой. — Рада, что помогла тебе понять, куда ты должен идти дальше.

— Ты словно прощаешься, — нахмурился он.

— Я прощаюсь, Демьян.

— Нет, — он резко сел. — Нет, — покачал головой. — Неважно женат я или нет. Неважно, что так чаще всего и говорят: я разведусь, надо только подождать, а в итоге так и не разводятся. Из каждого правила есть исключения.

— Дело не в тебе, Демьян, — Аврора покачала головой. Набрала воздуха в грудь, выдохнула: — Я беременна.

Глава 56

Он открыл рот, но что сказать не знал.

— Это ужасно, что я говорю тебе раньше, чем мужу. Но… — её губы задрожали.

— Пожалуйста, не плачь, — обнял её Демьян.

— Я не специально, — конечно, разревелась Аврора у него на груди. — И я рада. Правда рада, я очень хотела ребёнка. Так давно хотела. Но почему сейчас?

Хрупкие плечи содрогались от рыданий. И Демьян не знал, как её успокоить, а может, и не должен был. Он просто баюкал Аврору как маленькую, гладил по голове и крепко прижимал к себе.

— Я не хочу рожать в тюрьме, — всхлипывала она.

— Ты