— Спасибо, что удовлетворили мое любопытство. Стало быть, там проживают дворяне?

Андерхилл вновь поджал губы.

— Дворяне-то дворяне, однако в Оксфорде их не очень высоко ставят. Там проживает семейство Наппер, отец прежде преподавал в колледже Всех Святых, но он давно умер, а младший сын, Джордж, сидит в тюрьме в Чипсайде.

— За что?

Ректор все больше хмурился: все-таки мои расспросы насторожили его.

— Насколько мне известно, он не посещал церковь. Но право же, доктор Бруно, некогда мне стоять тут и сплетничать как баба. Скоро идти на вечерню ко Всем Святым. — На полпути к своим апартаментам он приостановился и обернулся ко мне. — Кстати, доктор Бруно, в церкви будет и мировой судья Барнс, так что заодно я узнаю, скоро ли начнется следствие по несчастному случаю с доктором Мерсером. Надеюсь, проволочек не будет, — добавил он со скупой улыбкой. — Не хотелось бы задерживать вас в Оксфорде сверх необходимости.

— Не хотелось бы и мне злоупотреблять вашим гостеприимством, — столь же холодно ответил я. — Прошу вас передать поклон мистрис Андерхилл и вашей дочери.

— Непременно — отвечал он, круто развернулся и скрылся под тенью арки.

На ужин колокол приглашал столь же заунывно, как и на заутреню. Он оторвал меня от мыслей и от записей, которые я успел разбросать по всему столу в отведенной мне комнате. После разговора с ректором я наведался в колледж Церкви Христовой и, к своему облегчению, убедился, что Сидни уже уехал вместе с компанией охотников. Я оставил ему записку с извинениями: мол, срочное дело помешало мне прийти, — и ушел к себе. Часок полежал на кровати, мысленно пытаясь сложить воедино кусочки очередной головоломки. Если латынь Хамфри Причарда и темные намеки Коббета означали, что в «Колесе Катерины» собираются тайные католики, напрашивался очевидный вывод: Роджеру Мерсеру было известно об этой общине, а дни, отмеченные в календаре колесиком, могли означать дни их собраний. Планировал ли Мерсер выдать их? Вполне возможно, свидетельствовал же он против друга и коллеги Эдмунда Аллена. Если так, его убили, чтобы он не проговорился. В таком случае люди, обыскивавшие его комнату, пытались найти те улики, которые Мерсер собирался использовать против них. Далее: Ричард Годвин, кроткий и приятный в общении библиотекарь. Он явно замешан в контрабанде католических книг, но означало ли это связь с Роулендом Дженксом и «Колесом Катерины»? Что, если он с ними связан и Мерсер вывел его на чистую воду?

Твердо решив пристально следить во время ужина и за студентами, и за профессорами, я натянул камзол и уже протянул руку к двери, как вдруг с другой стороны раздался такой неистовый стук, что я аж вздрогнул. Осторожно приоткрыл дверь и разглядел взволнованное лицо Софии Андерхилл. Она смотрела не на меня — она пугливо оглядывалась через плечо.

— Впустите меня, Бруно, впустите скорее, пока никто не видел. Мне нужно поговорить с вами, — шепнула она, вновь оглядываясь в сторону лестницы.

— Да-да, — пробормотал я в растерянности и распахнул дверь пошире.

Девушка тут же захлопнула ее за собой. Она тяжело дышала, щеки ее раскраснелись. Куда девалась ее обычная сдержанность? Губы дрожали, в глазах стояли слезы.

— Простите меня, Бруно, — едва слышным шепотом заговорила она. — Отец запретил мне разговаривать с вами, но я вынуждена ослушаться, больше мне не с кем поделиться. — Она умолкла, с трудом переводя дыхание, словно только что плакала или бежала. — Простите меня, — повторила она и покачнулась, словно ей, как и прошлым вечером, стало дурно.

Я успел подхватить ее, и она с благодарностью прислонилась к моему плечу. Рыдания сотрясли ее худенькое тело. Я обнял девушку покрепче и принялся поглаживать по волосам, чтобы помочь ей успокоиться. Я понятия не имел, зачем она пришла ко мне, однако мне казалось, что София не из тех легкомысленных девушек, которые рыдают и падают в обморок по любому поводу. Раз она пришла, значит, ей на самом деле нужно рассказать мне о чем-то важном.

Когда София несколько оправилась, она чуть отстранилась от меня и поглядела мне прямо в лицо, так пристально и с такой тревогой, что мне показалось, будто она пытается заглянуть мне в самую душу. Я не удержался: повинуясь инстинкту, наклонился и поцеловал ее. Она ответила. На миг я почувствовал, как обмякло и прижалось ко мне ее теплое тело, но столь же внезапно девушка отпрянула, оттолкнула мои руки, и в глазах ее зажегся страх.

— Нет, нет, не могу! Вы ничего не понимаете! — вскрикнула она, бессильно взмахнув руками.

— Простите… — смущенно пробормотал я, но София неистово затрясла головой.

— Нет, Бруно, это я должна просить прощения. Зачем я пришла? Но к кому же еще мне обратиться? — Она ломала руки и глядела на меня с мольбой. — Мне страшно, мне грозит опасность.

Я похолодел и поспешил усадить девушку на стул. Календарь Роджера Мерсера и свои заметки по поводу его смерти я предусмотрительно накрыл большой книгой.

— Расскажите мне все, — попросил я. — Что за опасность? Это как-то связано со смертью доктора Мерсера?

София долго не отвечала, а когда собралась заговорить, в дверь снова настойчиво постучали. София в паническом страхе уставилась на дверь, зажав рукой рот, чтобы не закричать. Я не торопился открывать: что, если ректор проследил за дочерью и явился за ней? Но стук не прекращался.

— Доктор Бруно! Вы у себя?

Голос молодого человека. Спасибо хоть на том, что это не доктор Андерхилл. Однако в любом случае нельзя было обнаруживать присутствие Софии в моей комнате. Но и делать вид, что меня нет дома, я не мог, ведь вскоре мне предстояло выйти из этой самой двери и отправиться на ужин в Холл.

— Минуточку, прошу вас! Одеваюсь! — прокричал я в ответ, жестом указывая Софии на длинные, до пола, гардины.

Ситуация была настолько нелепой, что даже перепуганная девушка не удержалась от смеха. Я подтолкнул ее к окну, задрапировал гардинами и, убедившись, что она вполне укрыта от посторонних глаз, прошел к двери и открыл ее: на пороге, весь так и трепеща от любопытства, стоял Джон Флорио.

— Мастер Флорио! — Я обычно неплохо прикидываюсь легкомысленным и приветливым. — Что привело вас ко мне?

— Я помешал вам, доктор Бруно? — спросил он, заглядывая мне через плечо и пытаясь окинуть взором всю комнату. — Если у вас гости, я зайду в другой раз. Кажется, я слышал голоса.

— Просто у меня привычка разговаривать вслух с самим собой, — признался я. — Это мой способ заинтересовать аудиторию, особенно во время диспута.

Джон рассмеялся и забавно покрутил носом.

— Да уж, вчерашний диспут честным состязанием не назовешь, и те из нас, кто не ослеплен предрассудками, прекрасно это понимают. Я зашел спросить, ужинаете ли вы нынче с нами? Нам так и не удалось поговорить, и я бы хотел сесть рядом с вами.

— Конечно, конечно. — Взгляд мой невольно метнулся к окну, однако усилием воли я вновь направил его на гостя. — Но с вашего разрешения, мне бы надо… э… воспользоваться горшком перед уходом.