– Ша! – бахнул кулаком в борт Вова. – Притихли, не на профсоюзном собрании! Ты, дед, себе бесплатной могилы не ищи. На сорока трех метрах пернешь – и дух из тебя вон… Я нырну! – Он закинул за спину баллоны, принял из рук Игоря ласты.

– А можно я? – вырвалось у Одинцова. – Прошу… Мне надо… А, ребята?

– Сорок три метра! – повторил Вова.

– Да замотал ты со своими метрами! – взревел дед.

– Ладно, пусть ныряет Чека… – с безразличной покладистостью согласился племянник. – Осваивает мирную специальность.

– А осьминога-то пошто замочил? – с укоризной спросил дед. – И так самое несчастное животное на свете…

– Это почему? – спросил Вова.

– Ноги у него от ушей, как у твоей модели, – поведал родитель. – Руки из жопы растут, жопа с ушами; ну и мозг, естественно, тоже в жопе. Как, впрочем, у многих, уточнять не буду.

– Папа, в прошлой жизни вы были полосатым африканским аспидом.

– Это почему?

– У него столько яда, что он им плюется во что попало.

Натягивая гидрокостюм, Одинцов выслушивал поспешные наставления Игоря:

– Будешь на глубине, дернешь фал один раз: прибыл! Два раза: значит, с давлением в баллонах порядок…

– Три раза, – торопливо перебил Одинцов, уже многократно прошедший экзаменовку, – значит – выхожу наверх. Сучу фалом – спасайте…

– А если потрясешь три раза?

– Запутался, нужен страхующий.

– Верно. Ну, давай! Не спеши, окуни головку, отдышись, маску проверь…

– Понял.

– Смотри, тут как в разведке: одну мелочь упустишь, много чего крупного приобретешь…

Маска сидела плотно, как медицинская банка, воздух подавался обильно, и Одинцов, поглядывая на наручный глубиномер, не торопясь устремился в беззвучную, податливую глубину, ощущая, как исподволь растет давящая боль в ушах.

Он выдохнул воздух через нос и сделал несколько глотательных движений. Боль ушла.

В фиолетовом придонном сумерке увиделся черный надолб рубки с пеньками отвалившихся антенн, поникшая труба палубной пушки, ровно затянутый бархатом грязно-зеленых водорослей корпус, увязший в длинных барханах блеклого, утратившего с глубиной цвет песка.

Подплыв к крейсеру, он не без волнения коснулся шершавой поверхности изъеденного солями металла – свидетеля иной эпохи, знавшего прикосновения давно ушедших в вечность людей – теперь безымянных…

От рубки проследовал к правому борту, высившемуся над ровным песчаным наносом, углядев отгнивший от корпуса шнорхель.

Следы пребывания Игоря увидел сразу: взрыхленный бархан и неглубокую лунку, вырытую у канта шва, указывающего на переборку между отсеками.

Вплотную приблизившись маской к черной прорехе, Одинцов ощупал пальцами края отверстия.

Металл ломко истончался на них, но определить происхождение пробоины было сложно; единственное, что вселяло подозрение, – ровная вертикаль правого края, словно прорезанная сваркой.

Из дыры пулей выскочила рыбка, ткнувшись в стекло маски, и Одинцов, едва не упустивший от неожиданности загубник, дернулся всем телом назад, на несколько секунд утратив ориентировку в пространстве.

Затем, вернувшись к пробоине, принялся углублять подкоп.

Плотный, словно прессованный, песок с трудом поддавался напрасно скребущим по нему пальцам, клубясь в воде и тут же оседая на прежнее место.

«Артель «Напрасный труд», – подумал он и в подтверждение такой мысли услышал сухой щелчок контрольного устройства минимального давления, призывающий к всплытию.

Призыву Одинцов с готовностью подчинился, тем более вдали мелькнул темной могучей торпедой силуэт неизвестной по породе, но явно «стремной» рыбины.

Взобравшись на катер, поведал компаньонам:

– Песок – как промерзший, не прокопать…

– А что насчет дыры? – поинтересовался Василий.

– О ней и речь… Не понять… Без землесосного снаряда уныряемся!

– Где ж его взять? – поскреб подбородок самый старший человек на судне. – Землесосный… Таким бы управиться…

– Тротил имеешь в виду? – спросил Вова со значением.

– На него, родимого, вся надежа… Как бы вот только заправить его туда половчей…

– Это не извольте беспокоиться, – сказал Одинцов. – Мое образование позволяет справиться с поставленной задачей. Тут три основных момента: герметизация взрывчатки, ее грамотная «оплетка» детонирующим шнуром и, главное, уплотнение…

– Что за уплотнение? – спросил Василий.

– Уплотнение, – ответил специалист, – есть метод регулирования и концентрации разрушительной силы взрыва. С подрывной работой не знакомы? Объясняю. Если положишь шашку динамита на асфальт и запалишь ее, вороночка будет так себе… А придави шашку мешком с песочком, первая же машина, попади в образовавшуюся колдобину, через крышу без колес в кювет слетит… Ну а песка тут… – Одинцов выразительно раскинул руки.

– Короче, твой фронт работы, – кивнул дед, – диверсионно-террористический. Ну, запрягай, – обернулся к Василию. – Поехали осьминога шинковать, чего на волне беса качать…

– Погодите, – сказал Одинцов. – Я вчера по шоссе ехал, видел рыбацкий поселок с пирсом… А потом на карту взглянул – он же отсюда практически по перпендикуляру приходится… Так чего мы горючку жжем, лишние мили нарезаем? Идем туда, договоримся с народом о парковке… А по шоссе на «мерседесе» – двадцать минут от дома…

– Мысль, – сказал Вова.

И резвые винты «ямах», взбив клокочущую пену, вздернули нос катера, устремив его в сторону неразличимого, застланного океанской ширью берега.

– А ты умел плавать, папа, – задумчиво молвил Игорь, ловя растопыренной ладонью секущие капли летящей из-под киля воды. – Тут на катере пока до кувыркаешься – чокнешься…

– Это был вопрос желания, – сказал старик.

– Какого? – попросил уточнить Игорь.

– Наверное, желания вернуться сюда на комфортном плавсредстве со своими потомками… Еще вопросы есть?

В рыбацкую деревеньку они прибыли как раз к окончанию сиесты.

Пообедать решили в кабачке, располагавшемся на втором этаже старинного двухэтажного строения, громоздко высившегося над однообразными беленькими домишками на круче мощенной булыжником улочки.

Василий, взяв на себя обязанности переводчика с испанского, разъяснил хозяину кабачка – пожилому усатому толстяку с лобастой плешивой головой, не понимавшему, как и все сельские жители, английский язык, необходимость устройства катера в здешней гавани. Толстяк на таковое намерение отреагировал положительно и весьма оживленно. Радушие кабатчика имело, впрочем, меркантильные корни.

Любезным жестом пригласив толмача к окну, владелец заведения указал на видневшуюся за дюнами водонапорную мельницу, пояснив, что данное сооружение – его бесполезно простаивающая собственность, вход в которую снабжен крепкой дверью, и за умеренную плату в пятьдесят долларов в месяц он готов сдать героям-подводникам бастион в качестве склада для оборудования.