Предпринятый нами анализ показал более чем величественный образ главной богини Древней Руси. В результате сопоставления средневековых памятников с данными «народного православия» и традициями других индоевропейских народов мы видим, что Мокошь в первую очередь была богиней любви, тесно связанной с водой и планетой Венерой. Любовь понималась в самом широком смыле – от того, что церковники пренебрежительно именовали «блудом», до заключения языческих браков и помощи при родах. Покровительствуя в первую очередь женскому труду, она была также связана как с земледельческими работами, так и с торговлей. Связанный с образом двенадцати пятниц календарь организовывал весь годовой цикл как в хозяйственном плане, так и в плане деторождения. Неожиданной оказалась связь «двоеверной» Пятницы со смертью и деревом, однако и они находят свои аналоги у других индоевропейских народов. Более того, данный комплекс представлений рисует ее как сверхъестественное существо, обладающее властью даровать исключительную продолжительность жизни и определять посмертную судьбу человеческой души. Как будет показано ниже, связь ее с властью этим не ограничивается. Наконец, нельзя не обратить внимания на двойственный характер этой богини: с одной стороны, она щедро дарует людям здоровье и исцеление, но с другой стороны, может жестоко наказать или даже убить нарушителей установленных ею запретов. Интересно также отметить, что мифопоэтическое сознание реализовало в образе Мокоши различные варианты этимологии ее имени, которые хоть формально и не были связанны между собой, однако нашли свое выражение в тех или иных чертах либо повериях, которые народное сознание соотносило с данным божеством.

На протяжении нашего исследования мы уже неоднократно встречались с тем, что древнерусские поучения упоминанают каких-то рожаниц. Согласно достаточно условной периодизации славянского язычества в «Слове св. Григория о том, како первое погани суще языци кланялись идоломъ» поклонение им предшествовало культу бога-громовержца: «И ти начаша требы класти роду и рожаницам преже Пероуна, бога ихъ». В списке этого слова в Паисевском сборнике содержится одна интересная подробность, позволяющая пролить свет на характер этих персонажей: «Откуду iзвыкоше елени класти требы Артемиду i Артемидѣ, рекше Родоу i Роженицѣ»576. По аналогии с покровительствовавшей родам греческой богиней Артемидой христианский автор придумал никогда не существовавшего Артемида, чтобы создать соответствие славянскому Роду, но, если не считать данной неточности, этот древнерусский текст показывает природу рожаниц. Эта деталь была вполне ясна уже И.И. Срезневскому еще в середине ХIХ в.: «Сравнение Рожаницы с Артемидой-Дианой в Паисиевском слове Григория еще более определяет славянский миф. Эта богиня греков и римлян была представляема покровительницей жен, бабкой и кормилицей, хранительницей целомудрия жен. Греческие невесты перед браком приносили жертвы ей, Юноне и паркам. Как богиня судьбы и вместе родов, то покровительствующая, то враждебная родильницам, она считалась помощницей матерей, разрывающей пояс родильниц, помощницей родов, и вместе с тем ευλωζ – доброй пряхой, следовательно как будто одною из парок, которые заведывали, как известно, нитями жизни человеческой»577. Несмотря на все старания духовенства, требы им продолжали ставиться достаточно длительное время и после принятия христианства. Паства упорствовала в своих заблуждениях, и автор «Слово Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам», специально посвященного этой теме, был вынужден признать продолжение почитания рожаниц при совершении обрядов, связанных с малыми детьми: «Волсви и еретицы и богомѣрскии бабы кудесницы и иная множайшая волшебствуютъ… и съ робятъ первыя волосы стригутъ и бабы каши варятъ на собрание рожаницамъ…»578 В «Вопрошании Кюриковом» вопросы новгородского математика были обращены к епископу Нифонту (1130–1156 гг.). Среди множества вопросов один имел отношение к интересующей нас теме: «Аже се Роду и Рожанице крають хлебы и сиры и мёд?». Ответ епископа гласил: «Бороняше велми. Негде, рече, молвить: горе пьющим рожанице!»579 Как следует из исповедальных вопросов, в ряде случаев православное духовенство упоминало рода с рожаницами рядом с вилами, еще одним классом женских божеств: «Ли сплутила есi з бабами богомерьскыя блуды, ли молилася еси вилам ли роду i роженицам, и перуну, и хурьсу, и мокоши, пила и ела. Три лѣта пос(тъ) съ поклон…»; «не молилася еси виламъ и роду»580. Это же совместное упоминание мы видим и в «Слове некоего христолюбца и ревнителя по правой вере»: «то суть идолослужители, иже ставять трапезу рожаницямъ, короваи молять виламъ…»581

К еще большему огорчению борцов с язычеством, их двоеверно живущие соплеменники начали смешивать Богородицу с рожаницами, а обряды в честь прежних языческих богов приурочивать к христианскому рождеству: «желя роду и рожаницамъ по рождествѣ в пнед мукоу варити (и) святѣй Богородици а родоу примолвливающе»582. Подобный религиозный синкретизм отмечают и другие авторы: «смешаемь с идольскою трапезою трисвятыя богородици с рожаницами в прогневанье богу»583. По свидетельству поучений, даже отдельные корыстолюбивые служители нового культа потакали подобному недопустимому в глазах истинных христиан смешению: «череву работни попове уставиша трепарь прикладати рождества богородици к рожаничьне трапезе, отклады деючи…»584 Автор еще одного поучения, «Слова Исаии пророка» не жалеет слов, хваля верных христиан, «иже слоужат бгоу и волю его творять, а не родоу ни роженицамъ, коумиромъ соуетным» и от лица христианского бога гневно осуждает менее твердых в новой вере их соплеменников: «вы же остальшеи мя и забывающе гору _стоую мою и готовающе трапезоу родя и роженицамъ, наполняюще чръпанiа бѣсомъ… вы же работающе бѣсомъ, и слоужаще идоломъ, и ставяще трапезу родоу и роженицамъ… а вы поете пъс (песнь. – М.С.) бѣсовскоую идолоу родоу и роженицамъ»585. Таким образом, исходя из отечественных памятников, можно заключить, что культ рожаниц был достаточно древним, служение им было связано с поставлением жертв-треб и трапез, варения каш, «краения» сыра, хлеба и меда, черпания «бесам» и пение очевидно посвященных им песен. Как следует из самой этимологии их названия, они были как-то связаны с рождением детей и в ходе посвященных им ритуалов с ребят постригались первые волосы. С принятием христианства их культ начал смешиваться с культом Богородицы, что также говорит об их связи с рождением новой жизни. Все время они упоминаются во множественном числе и достаточно часто вместе с каким-то Родом.

Поскольку они неоднократно фигурируют вместе с Родом, определение места в пантеоне и функций последнего поможет нам лучше понять и образ связанных с ним рожаниц. Как известно, в своих исследованиях академик Б.А. Рыбаков объявил его верховным божеством древних славян, по значимости сопоставимым с библейским Саваофом586, за что был подвергнут критике Л.С. Клейном587. Если обратиться к первоисточникам, то из них следует, что этот бог, с точки зрения язычников, имел самое непосредственное отношение к появлению детей, и христианский автор опровергает это мнение: «…то ти не Родъ, сѣдя на вздусѣ мечеть на землю груды и в том раждаются дѣти, и паки аггъли вдымаеть душю…»588 Автор упомянутого выше «Слова св. Григория» считал Рода заимствованным извне богом и отождествляет его с египетским Осирисом, которому почему-то первыми начали поклоняться не египтяне, а халдеи, т. е. жители Месопотамии: «древле халдѣи и начаша трѣбы творити своими _бгома родоу и рожаници по того рождению проклятого и сквьрньнаго _ба ихъ. (….) Оттуда же начаша елини ставити трапезоу родоу и рожаницямъ таже егюптяне. таже римляне. даже и до словенъ доиде»589.