Однако это предположение вступает в противоречее с приведенным в первой главе свидетельством Прокопия Кесарийского о том, что современные ему славяне не знали судьбы и не признавали ее власти над людьми. Это утверждение Прокопия всегда вызывало у исследователей много вопросов. В последнем академическом переводе данного текста в первом томе «Свода древнейших письменных известий о славянах» слово «судьба» было заменено переводчиками на «предопределение», а в комментариях к этому месту отмечено, что само это выражение следует понимать в контексте, в каком оно употреблялось во времена Прокопия Кесарийского. В частности, у греков мысль о судьбе-роке была глубоко проникнута фатализмом, кроме того, начиная с поздней античности данное слово превратилось в технический астрологический термин, неизвестный в таком качестве славянам VI в. Еще А.Н. Веселовский, комментируя эти слова византийского писателя, отметил, что славяне не знали абстрактного фатума и их представления судьбы были личные, частные, родовые. Не зная фатума, они знали Долю, Сречу и множество подобных существ. Не только о наличии у славян представления о судьбе, но и о ее обожествлении свидетельствует известие средневекового монаха Альбериха из Трех Источников, который в своей «Хронике» под 1003 г. отметил: «[Император Генрих] подчинил себе винделиков, народ, пограничащий со свевами. Эти винделики почитали Фортуну; имея ее идол в знаменитейшем месте, вкладывали ему в руку рог, полный напитка, приготовленного из воды и меда…»617 Как уже отмечалось выше, Мокошь с рогом в руке была изображена на Збручском идоле. В северорусских причитаниях так же возникает грозный образ антропоморфной Судины как олицетворения судьбы, причем, как отмечает А.Н. Веселовский, по преимуществу несчастной:

Этот же исследователь отмечал, что простейшим выражением родовой связи-доли был образ нити, серб. жица; счастье, среча навязывается как нить:

Весьма показательно, что даже в христианскую эпоху в сербской народной поэзии образы бога и Сречи встречаются вне всякого отношения соподчинения:

В другом случае этот же образ нити встречается в сербском припеве при заздравной чаше на свадьбе: «Пустиласе златна жица из рожанства луга, Савила се старом свату око клобука». Выражение «из рожанства луга» означало «из той рощи, где родился Христос»621. Нить у славян издревле была символом пути, в том числе пути жизненного, о чем говорит и сербское выражение вити виjек – «жить». В сербских же сказках «добра среча» представляется прекрасной девицей, прядущей золотую нить, а ее антипод прядет тонкую нить, в результате чего и могла возникнуть пословица «где тонко, там и рвется». В связи с этим некоторые наши дореволюционные исследователи предполагали, что южнославянские вилы и означали, в том числе, вьющие нить судьбы. Более чем показательно, что у южных славян пряхи судьбы звались Среча и Несреча. Их образы встречаются в сербской сказке о двух братьях – счастливом и несчастном. Однажды работящий и безчастный брат шел и увидел стадо овец, пастуха нет, а вместо него сидит прекрасная девица и прядет золотую нитку. «Чьи эти овцы и кто ты сама?» – спросил он. «Я Доля (Среча) твоего брата, и овцы ему принадлежат», – отвечала ему девушка. Бедный пошел искать свою долю и нашел ее в лесу в образе спящей под дубом седой старухи622. Помимо фольклора у сербов был зафиксирован ритуал, во время которого мать после рождения ребенка была должна спрясть нить, чтобы новорожденный вырос трудолюбивым. В этом случае земная мать воспроизводила магические действия рожаниц, которые у некоторых южных славян были известны под именем орисниц. Последнее название И.И. Срезневский выводил из болгарских слов ризик или рисик – «счастье, судьба»: «У болгар рожаницы известны под именем орисниц… Всех их много; живут они в небе, всегда юны и прекрасны собою. Большею частию они остаются невидимы, но некоторые из родильниц уверяли, что после родов видели их близ постели, как одна из них меряла нить, а другая резала… Это поверие распространено во всей Македонии»623. Понятно, что отмеряющие нить девы судьбы более древний образ по сравнению с записывающими судьбу в книгу рожаницами. Как свидетельствуют материалы сравнительной мифологии, нить, которую у колыбели новорожденного отмеряли орисницы, символизировала продолжительность жизни ребенка.

Следы этих представлений мы видим и в обрядности Русского Севера: «…перед тем, как уложить в зыбку новорожденного, ее окручивали нитками с прястня пряжи, спряденного с молитвой в святки. Концы нити, снятые с веретена, а затем и с зыбки, связывали и клали под голову младенца. Эти магические действа призваны были обеспечить ему долгую и счастливую жизнь»624. Именно нитью связаны с кораблем и русалки-берегини в русской вышивке (см. рис. 1). Понятно, что образ берегинь возник у наших далеких предков раньше изобретения ткачества, однако к ХIХ в. символика нити оказалась перенесенной и на этих древних духов-хранительниц. Современные исследователи отмечают: «Начало ткачества ассоциируется с рождением человека, а его окончание – со смертью. Когда начинали ткать, следили, чтобы воротило не было голым, а обернутым нитями, иначе будущий ребенок будет «голым», то есть бедным всю жизнь. В Полесье верили, что если заканчивать тканье «против ночи», то и умирать будешь в ночь. Если человек входил в дом во время окончания тканья, говорили, что у вошедшего век короткий, он скоро умрет…»625 Показательно, что у восточных славян пуповину новорожденной девочке зачастую перерезали на веретене или прялке.

В Новгородских землях известно следующее гадание: в Великий четверг пряли левой рукой нити на каждого члена семьи и привязывали к березе: у кого пропадет нить, тот должен будет умереть626. С другой стороны, подобным же образом можно было обеспечить магическое исполнение своего желания: «Девушки в Чистый четверг, до восхода солнца, прядут немного ниток левой рукой. Таким прядением программируют дальнейшую судьбу. Привязывая изготовленные необычным способом нити вместе с лоскутками в Егорьев день на дерево, задумывают желание, которое должно непременно исполниться»627. Обращает на себя внимание, что в обоих случаях нить была связана с деревом. Последнее, как было показано выше, было связано с образом богини-дерева, а прядение также входило в сферу деятельности языческих богинь.

И это был далеко не единственный пример сохранения в отечественной традиции представления о влиянии прядения на судьбу человека. Известны случаи, когда во время празднования святок за прялку иногда садились ряженые старухи: «Так, согласно описанию одного из них, старухи, одеваясь «шишиморами» (кикиморами), приходили на беседу, усаживались на полатях и, свесив ноги с бруса, ставили между ними прялку (копыл) и в такой позе пряли. Тот факт, что старухи, будучи ряженными, представляют собой самих мифических прях, не вызывает сомнений. Знаменательно, что в качестве таковых они появляются именно на беседе, где, в сущности, программируется судьба достигших половой зрелости парней и девушек. Не случайно также, что действие старух, ряженных под мифических прях, совершается именно в ночь перед Рождеством: этот сакральный час содержит в себе элементы прошлого, настоящего и будущего»628. Еще одним «сниженным» вариантом представления о прядущих нить жизни девах судьбы было такое русское гадание: «По нити, спряденной девушкой, предсказывали ее судьбу: если мокрая – муж будет пьяницей, если неровная, с узлами – жизнь будет несчастная, если сухая, ровная – жизнь будет хорошей, гладкой»629.