Небо стало серым, да Юля в небо и не глядела. Ей было не до того. Сзади ее то и дело подталкивали сатанисты, впереди мрачным пятном маячила спина человека в черном. Впрочем, он уже не был человеком. Едва все они ступили на тропу среди странного леса, в спине черного существа прорезались кожистые крылья, по строению напоминающие крылья летучей мыши. Спина заканчивалась мощным хвостом, заросшим жесткой черной шерстью. Впрочем, это существо всё заросло шерстью, а еще, когда существо изредка поворачивалось к Юле, она видела его уродливую морду – помесь собаки и свиньи – и золотисто-желтые глаза.

Самое примечательное то, что Юля совершенно не чувствовала страха. Ровная, спокойная ярость заполняла ее до кончиков ушей, и Юля только опасалась, как бы ее ярость не материализовалась и не воспламенила всё вокруг. Сквозь эту ярость иногда проклевывались нотки переживаний: Юля переживала за оставленных в лесной глуши Марину и Машу, переживала за то, что о ней подумает Анна Николаевна… И Данила, как она посмотрит в глаза Даниле после этого!

Юля понимала, что с нею будет. Она также понимала, почему выбрали именно ее. Она ведь ведьма, подающая большие надежды; она сильная ведьма, даже не до конца осознавшая, сколько в ней силы.

«А может, раскидать тут всё на молекулы?» – подумала было Юля, но поняла, что не сделает этого. Демон всё еще нес в своей отвратительной лапе волос Марины, волос с завязанной жизнью, и Юля понимала, что от ее собственного поведения зависит Маринкина жизнь. А еще Юле было… любопытно. Всё-таки молодость – пора любопытных глаз.

Колдовской лес закончился так же внезапно, как и начался. Юля увидела черный замок, окруженный рвом. Изо рва торчали бесчисленные человеческие кости. Юле это напомнило малобюджетный фильм ужасов, и она едва удержалась, чтобы не засмеяться.

Медленно, конечно же со зловещим скрипом, опустился подъемный мост. У ворот сами собой вспыхнули факелы.

– Идем, королева, – проскрежетал демон.

Юля сделала шаг и удивилась тому, что в спину ее никто не толкает. Она обернулась и увидела, что сатанисты превратились в глиняных, грубо раскрашенных кукол. Они еле стояли на своих неоштукатуренных ногах, и Юля поборола искушение как следует им всем врезать.

– Идем, – мрачно повторил проводник.

Юля следом за ним пошла по мосту. В тех местах, где ступала ее нога, мост раскалялся и начинал дымиться. Когда же она вслед за проводником толкнула тяжелую створку ворот, та осыпалась в том месте, где ее коснулись Юлины пальцы.

– Странно я воздействую на местные постройки, – констатировала Юля и пожала плечами.

Изнутри замок оказался анфиладой плохо освещенных комнат. Факелы чадили, а при Юлином приближении вообще гасли. По полу ползали змеи, но от ног Юли они отползали стремительно, как от струи напалма. То же можно было сказать и про громадных пауков, в изобилии ползающих по стенам: Юлино присутствие пугало их хуже всяких инсектицидов.

Демон и Юля проходили через комнаты, в которых творились разные странности. В первой – видимо, приемной – кроили плащи из человеческой кожи; в гостиной пытались играть в бильярд человеческими черепами, а в столовой собирались есть чересчур откормленных младенцев. Младенцы при этом верещали как поросята. Минуя столовую, Юля ни с того ни с сего щелкнула пальцами левой руки. Тут же младенцы превратились в гнилые кабачки, а столующиеся – в безглазые пластиковые манекены.

– Идем, идем! – воскликнул демон и добавил: – Не смей здесь щелкать пальцами. Это не твой дом. И не забывай: в моей власти жизнь твоей подруги.

– Хорошо, – молвила Юля.

Наконец демон ввел ее в большой овальный зал. Здесь опять явно переборщили со скелетами – они тянулись цепочкой вдоль стен и держали в костлявых лапах горящие факелы. В зале стояло одно-единственное кресло и в центре – круглый стол. Приглядевшись, Юля увидела, что вокруг стола вычерчена неправильная темная пентаграмма.

– Стой здесь, – приказал демон Юле. – Стой и ничего не трогай.

– А если трону?

– Твоей подруге конец, – рыкнул демон. – Не будь дурой.

– Не буду, – покорно кивнула Юля.

Однако, едва стихли шаги демона (странно, почему он не мог летать, ведь есть же крылья?), Юля вплотную подошла к столу. Трогать она действительно ничего не собиралась, но вот осмотреть… Кто же мешает юной ведьме осмотреть то, что перед нею лежит?

На столешнице, сделанной, по-видимому, из мрамора, в строгом порядке были разложены два кинжала разной длины с причудливыми резными ручками. Юля пригляделась и поняла, что кинжалы покрыты сложной гравировкой из магических рун. Юля пригляделась еще внимательнее… и гравированные магические руны сложились для нее в неприличную частушку:

Ах дед, ты мой дед!

Ты не знаешь моих бед.

Захотелось мне морковки —

В огороде такой нет!

Юля хихикнула и продолжила осмотр. Помимо кинжалов на столе лежала узенькая палочка, по всему – волшебная, длинный, шириной в ладонь, кусок черной ткани, затканной тусклым люрексом, а также стояло что-то наподобие аромалампы и довольно большая чаша.

Вот на чашу Юля глядела долго – так долго, что по спине побежали мурашки от страха. Потому что чаша была настоящей. Кинжалы, волшебная палочка, пояс силы и даже жертвенник были фальшивками, способными развлечь только непосвященных, а вот чаша была настоящей. Юля улавливала волны холодной ненависти и мощи, идущие от нее. Да, в эту чашу не раз стекала кровь, и чаша запомнила каждую свою жертву…

– И не надейся, – прошептала Юля чаше, и тут же услышала в ответ:

– Ты что-то сказала?

Он медленно и со вкусом материализовывался на стуле, который теперь был троном, сложенным из человеческих черепов. По залу мелькнули тени, и Юля увидела, как факелы вспыхнули сильнее, а рисунки на стенах приобрели яркость и чересчур вопиющую натуральность. На этих рисунках убивали. Лишь вид оружия менялся, а смысл оставался прежним… Стол действительно стал роскошным изваянием из черного мрамора, а предметы на нем выглядели просто чудовищно – человек повредился бы в уме, если б только осмелился взглянуть на них. Но Юля не позволила своей человеческой сущности обрести верх над ведьмовской натурой.

Он закончил материализацию и теперь предстал во всей своей ужасающей красе. Он выглядел таким, каким его изображали на средневековых гравюрах и старинных иконах, и всё равно был в тысячу раз омерзительнее и одновременно прекраснее. Его глаза низвергали и затягивали, отверстая пасть кривилась в улыбке, которую портил непрестанно мелькающий между острых клыков длинный раздвоенный язык. Над его рогатой головой смыкались темные крылья – две тени, две ночи, несущие ужас и сладострастные кошмары всем живущим…

– Я узнала тебя, – сказала Юля.

– Разве я приказал тебе говорить? – Он хлестнул хвостом, и на щеке Юли закровоточила алая полоска. Но девушка даже не пошатнулась.