— А если не смогу я?

— Тогда это ты обрекаешь меня на одинокую жизнь.

— Я этому не верю. Бесспорно, все поймут, какое ты сокровище. Найдется мужчина, который сможет дать тебе все, чего я… — Ему не хватило дыхания.

Элли воспользовалась его ревностью.

— И этого ты хочешь.

В отчаянном стремлении заставить его понять, от чего он отказывается, Элли коснулась губами его горла.

— Чтобы я нашла другого мужчину?

Она чувствовала, как под ее губами пульсировала его кровь.

— Я хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива.

— В постели другого мужчины?

Мартин пробормотал какое-то ругательство.

— Позволяя ему делать все эти чудесные вещи, которые ты вчера проделывал со мной? — с сожалением продолжала она. — Позволяя ему целовать и ласкать меня…

— Нет, черт тебя побери, нет! — прорычал Мартин, закрывая ей рот рукой. — Ты знаешь, что не этого я хочу.

Когда Элли поцеловала его ладонь, Мартин схватил ее за подбородок и мучительно долго смотрел на нее. Затем прижался к ее губам.

Мартин целовал ее с яростной страстью, которую никогда не проявлял раньше. Теперь это был пылкий любовник, которого Элли видела в своих мечтах и который не мог жить без нее. Казалось, он никак не мог насытиться, лаская ее и позволяя себе такие вольности, которые опьяняли ее.

— Элли… — Тяжело дыша, он покрывал горячими поцелуями ее лицо. — Элли, почему ты так настойчиво хочешь лечь со мной в постель?

— Потому что это отдаст тебя мне, — честно призналась она. — И я буду бороться за то, чего хочу.

Мартин коротко рассмеялся. Затем взял ее на руки и понес к двери, находившейся в дальнем конце кабинета.

— Куда мы? — выдохнула она.

— Ты победила, любовь моя. — Мартин жадными глазами посмотрел на нее. — Ты хотела ночь страсти, и я несу тебя в комнату, в которой спал последнюю неделю. — В его голосе слышалась хрипотца. — Я несу тебя в свою постель.

Сердце Элли от радости чуть не выпрыгнуло из груди. Это было больше, чем она надеялась. Но очутившись в комнате, поняла, что и этого будет недостаточно. Даже в его временном жилище все говорило о нем — монограмма на бритвенном приборе, лежавшем на столе, черный жилет на спинке стула, запах селитры, впитавшийся в одежду от которого невозможно было избавиться…

Элли спрятала лицо на его груди. Ей не хотелось думать о завтрашнем дне.

Мартину, очевидно, этого тоже не хотелось, ибо он посадил ее на кровать и принялся срывать с себя одежду — так дикий зверь, рвущийся на свободу, сбрасывает путы цивилизации.

— Ты думаешь, будто справишься с опасностью? — Его глаза потемнели, когда Элли распустила волосы и расстегнула платье. — Ты думаешь, что сможешь жить с моими непредсказуемыми часами занятий, моим нежеланием общаться… моими опасными экспериментами?

Невысказанное обещание будущего, звучавшее в этих вопросах, заставляло сердце Элли радостно биться.

— Да. — Она выскользнула из платья. — Я не боюсь ни опасности, ни риска. — Под его пристальным взглядом она протянула за спину руку, чтобы расшнуровать корсет. — И я не боюсь тебя.

— Какая смелая малышка, — пробормотал Мартин. Оставшись в нижнем белье, он лег позади нее. Он слишком спешил, чтобы ждать, когда она кончит возиться со своим корсетом. Мартин распускал шнуровку корсета, поцелуями прокладывая дорожку от плеча до уха.

— Интересно, — продолжал он, — что останется от твоей храбрости, когда ты поймешь, что будет дальше. — Мартин бросил корсет на пол и, взяв в ладони ее груди, стал ласкать их. — Интересно, как ты отнесешься к тому, что я буду вести себя с тобой как развратный сладострастный любовник…

— Делай все! — Элли повернулась к нему. — Все, все, что хочешь! — Охваченная пробудившейся страстью, Элли распахнула его рубашку, и когда Мартин сбросил ее, увидела его голую грудь, мускулистую, смуглую, украшенную черными вьющимися волосами. И все это предлагалось ей.

— Помоги мне Боже, — тихо сказал Мартин, когда Элли ощупывала его тело, а его дыхание становилось все более и более прерывистым. Когда она в смущении остановилась у пояса его кальсон, Мартин поймал ее руку и заставил ласкать его «там».

— Ты же уверяла, будто не боишься… — поддразнил Мартин.

— Я не боюсь, — уверенно ответила Элли, хотя и растерялась, не зная, что делать с этим его толстым и длинным органом. Изображение на статуях довольно скромных гениталий создало у нее совершенно другое представление о том, как выглядят настоящие мужчины. — Должна сказать, что это внушительная… картина.

Мартин усмехнулся и подвел ее руку к своим «шарикам».

— А теперь сними с меня штаны. Давай посмотрим, какая ты на самом деле смелая, любовь моя.

Элли выполнила его просьбу, немного волнуясь, но это было ничто по сравнению с тем, что она почувствовала, когда обнажилась его восставшая плоть, требовавшая ее внимания.

— Боже, — прошептала она, наполовину от возбуждения, наполовину от ужаса.

— Все еще хочешь свою «ночь страсти»? — спросил Мартин.

В ответ Элли сбросила сорочку, забралась в постель и легла на спину, боязливо улыбаясь. Мартин лежал с широко раскрытыми глазами, затем с мучительной медлительностью оглядел ее тяжелые груди, округленный живот, широкие бедра.

— Я ошибался, — напряженным голосом прошептал он, укладываясь рядом с ней. — Ты не просто красивая, любовь моя. Ты прекрасна. Ты прекраснее, чем мог бы желать мужчина.

Слезы снова подступили к ее глазам, но не от его слов, а от того, что в них слышалось благоговение. Элли никогда не надеялась услышать такое от какого-нибудь мужчины, и вот…

Мартин стрепетом касался каждой части ее тела, которую она считала непривлекательной. Он ласкал ее груди, живот и бедра, возбуждая ее так сильно, что Элли просила его утолить ее желание. К тому времени как он добрался до самой нежной чувственной плоти, она почувствовала почти облегчение.

Он подготавливал ее постепенно.

— Как тепло, как приятно, — шептал Мартин, проникая в ее тело. — И это все мое.

— Да, твое. — Элли ухватилась за его плечи, с беспокойством от незнакомого ощущения. Он, такой живой, твердый и настойчивый, был внутри ее.

— Побудь еще немного смелой, любовь моя, — прошептал Мартин, сдерживая себя. — Если ты сможешь продержаться, обещаю, что будет не так страшно.

Страшно?

Мартин остановился. Изумление Элли от того, что он так глубоко вошел в нее, оказалось сильнее, чем боль. Затем он стал целовать ее и двигаться там, внутри ее, и эта мимолетная боль была забыта.

Чем быстрее были его движения, тем сильнее становилась ее страсть, заставлявшая выгибаться ему навстречу и впиваться ногтями ему в спину.