Из Шукрии получится хорошая жена, пришел он к выводу после своих наблюдений. Ему сказали, что под этой хирургической робой она – такая же женщина, как и все остальные. Даже лучше: она уже содержит свою семью, работая в больнице. Это обстоятельство к тому же обеспечило бы ему «страховочную сетку», если дела в его строительной компании пойдут не очень хорошо. Позднее Шукрия поняла, как это все случилось:

– Некоторые коллеги знали мое женское имя, и его мать выяснила, что я женщина. Ее предупредили, что я бача пош и что я, вероятно, изобью его, если его семья осмелится подступиться ко мне с предложением о браке. Но ему понравился мой стиль.

Мужчина, за которого Шукрия вышла замуж, понимал, что ей внове быть женщиной, и сказал, что даст ей время на адаптацию. Среди его дальних родственниц тоже была бача пош. Вышло так, что он стал судьбой Шукрии и тем, кто вернет ее к надлежащей женственности.

В качестве уступки, когда они только поженились, он предложил ей ходить дома в брюках. Он знал, что это поднимет ей настроение.

В новой домашней жизни больше всего на нервы Шукрии действовали внезапные ограничения передвижения: ей как молодой жене потребовалось некоторое время, чтобы осознать тот факт, что она больше не может покидать дом, когда вздумается. Несколько раз она просто выходила из дома одна – но ее тут же затаскивали обратно внутрь и устраивали выговор. Родственники мужа говорили, что она слегка «спятила», и она соглашалась с тем, что с ней что-то не в порядке. Несколько раз Шукрия обещала прислушиваться к ним и запоминать получше их указания.

Еще более неприятным моментом для нее самой и семейства мужа была ее неспособность выполнять самые основные женские задачи. Ей говорили, что такие навыки даются женщинам от природы. Но у нее, казалось, отсутствовал женский дар создавать порядок, красоту и мир вокруг себя. «Да, со мной явно что-то не так», – сделала вывод Шукрия. Ужин она подавала то сырым, то подгорелым. Стираные вещи оказывались нечистыми, несмотря на то, что руки у нее чесались после многочасовой возни с водой. Когда она взялась починить лацкан на куртке мужа, собственные пальцы казались ей слишком крупными, и иголка из них убегала. Когда свекровь пыталась научить ее мыть полы, Шукрия сшибла ведра с водой и развела такую грязь, что ее отослали в другую комнату.

Шукрия трудилась над своей внешностью, стремясь уложить волосы так, чтобы выглядеть женственнее. Тратя много времени и усилий перед зеркалом, она выяснила, что по крайней мере иногда ее кудрявые волосы можно уложить и заставить быть послушными. Отрастая, они стали ниспадать на спину, а не стояли на голове торчком, как ей прежде нравилось. Но когда она встречалась с женщинами, они по-прежнему говорили ей, что она выглядит как-то не так. И это были ее новые подруги, с которыми она в основном коротала дни в четырех стенах, с задернутыми шторами и закрашенными черной краской окнами.

Когда Шукрия все же отваживалась ступить в густую кабульскую пыль за порогом, всегда с непременным мужчиной-сопровождающим, она никогда не могла пойти именно туда, куда хотела. К тому же сквозь частую сетку бурки едва ли можно было что-нибудь разглядеть. Правление Талибана было наихудшим временем для того, чтобы быть женщиной. жизнь Шукрии теперь чаще состояла из молчаливого сидения в скудно освещенных комнатах.

Однако и приглашения попить чаю с другими женщинами-соседками или даже с родственницами мужа неизменно заставляли ее ужасно нервничать. Беды начинались уже с приветствия. Тройной поцелуй в щеки, которым обменивались женщины, казался ей излишне интимным. Шукрия никогда не была настолько близка с другими женщинами, и ей было странно ощущать на щеках прикосновение их кожи и чувствовать их запах. Это ее смущало. Кроме того, их кожа была нежнее. Некоторые предлагали поделиться с ней своим кремом для лица, но Шукрия решила, что не вынесет такого сладкого запаха.

Чисто женские сборища представляли для нее еще бо́льшие трудности. Порядочные женщины сидели на собственных ступнях, аккуратно подвернув под себя ноги, поскольку их учили это делать с самого детства. Шукрия, которая привыкла, садясь, широко разводить ноги, изо всех сил старалась терпеть боль, которую неизбежно вызывало это новое положение. Немало времени ушло и на овладение подобающей манерой речи: она говорила очень громко, и голос ее был чересчур низким для компании, состоявшей из одних женщин. И по сей день она порой по ошибке отвечает на телефонные звонки своим «горловым голосом», как она это называет, и тут же торопливо исправляется.

Тяжелее всего давалось само общение: она попросту не знала, что сказать. Женщины говорили на языке, которого она не понимала, – о еде, одежде, детях, мужьях. Они обменивались советами и хитростями, помогающими забеременеть сыном. У Шукрии не было никакого опыта ни в одной из этих областей, и ей было трудно описывать события собственной жизни с такой же степенью драматизма. Казалось, она не способна ни с кем подружиться. Женщины с готовностью принимали ее как мужнюю жену, но не очень-то старались включать ее в разговоры, поскольку она обычно стеснялась и умолкала, когда ей задавали вопросы.

Прошло некоторое время, прежде чем она обратила внимание на один особенный способ женского контакта – сплетни. Поклявшись молчать, одна из женщин выманивала какой-нибудь маленький секрет у другой женщины, к примеру, о романтической фантазии или о чем-то столь же запретном. Затем она выбалтывала секрет одной подруги другой, часто сопровождая его уничижительным замечанием, бросая своего рода наживку, чтобы создать узы с этой, третьей, женщиной. Установление близости основывалось на предательстве тайны другой женщины и было способом социализации для всего женского пола, как поняла Шукрия. Точность сведений не имела особого значения – мнения, наблюдения и подозрения насчет других были одинаково годной валютой. Казалось, больше всего подруг было у тех, кто собрал больше всего чужих секретов.

Шукрия тоже пыталась подражать этим играм, в которые играют женщины друг с другом, чтобы увеличить свое влияние в изолированных группках, где информация передается только из уст в уста и с легкостью искажается. Но чаще всего она путала секреты и в результате теряла потенциальных знакомых. Кроме того, через какое-то время она поняла – путем проб и ошибок, – что женщины редко бывают откровенны друг с другом, они предпочитают окольными путями выражать свое мнение и просить о том, что им нужно. Выросшая в среде братьев, Шукрия не привыкла к такому подходу, но со временем научилась по крайней мере воспринимать невысказанную просьбу или неявную критику.

Однако чем она так и не овладела вполне – так это искусством, которое она называет «флиртом». Это когда женщины хихикают и обхаживают новых подруг в процессе, который выглядит как брачные игры, льстя друг другу и выражая радость оттого, что одна из них лучше или красивее другой. Даже после практики этот вид «хихи-хаха» и применения шарма так и не дался Шукрии. Теперь, когда у нее за плечами 15 лет пребывания женщиной и рождения требуемого количества детей, она больше не пытается это делать. Временами даже осмеливается обрывать сплетниц, когда больше не в состоянии их слушать.