Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, дорогой! – Люба, до сих пор глядевшая на него в зеркало, удивленно повернулась к нему. – Я не хотела ребенка от Владимира! Тебе, если ты захочешь, – рожу! Но для этого я должна стать твоей женой!
– Любочка, милая… – Анатолий подошел, обнял ее. Голос был усталый, просительный. – Давай все оставим как есть… Я не могу бросить Веру, по крайней мере, так сразу. Это трудно объяснить… Нам ведь и так хорошо!
Она вскочила, отталкивая его руки.
– Да, хорошо – тебе! А мне плохо! Я хочу, чтоб ты был мой и только мой, всегда, каждую минуту! Я уже не могу без тебя, с ума схожу! Я о тебе столько лет мечтала, столько лет была лучшей подругой твоей жены – чтобы только почаще видеть тебя, быть рядом! И вот, когда наконец овдовела и стала свободной, что же ты думаешь, я соглашусь навсегда остаться только твоей любовницей? Как бы не так! Если ты не решаешься – я все сама расскажу Вере!
У него окаменело лицо – резко запульсировала боль над переносицей. Он, стараясь справиться с подступающим к сердцу бешенством, глубоко вздохнул один, второй раз… Люба сразу поняла, в чем дело: она давно, еще от подруги, знала, что Анатолия надо оберегать от всплеска неприятных чувств – у него начинаются мучительные боли. Она мгновенно изменилась в лице, прильнула к его груди.
– Нет, нет, Анатоль! – зашептала она, заглядывая ему в глаза. – Это все ерунда, просто фантазии! Зачем мне новое замужество, лучше быть свободной!..
Но он видел, что в ее глазах, за испугом, прячется, но не уходит упрямство. И он очень хорошо знал, что Любочка привыкла всегда добиваться своего.
Да, Анатолию очень не хотелось, чтобы Вера узнала о его связи с Савичевой. Он не то чтобы боялся этого – просто не хотел! Жалел жену? Да, жалел. Но было, кроме того, еще и чувство острого стыда перед ней. Во-первых, за то, что его любовницей стала ее лучшая подруга. А во-вторых, чем дольше он скрывал свою измену, тем труднее было признаться: «Я тебя так долго, изо дня в день обманывал… Приходил домой, отдавался твоей доверчивой нежности, а сам еще помнил тело той, другой…» Ужасно! Если бы он сразу решился признаться Вере – это было бы другое дело. Но теперь!.. Нет! Да и не хочет он ее терять!
Но больше всего Макаров не мог терпеть угроз. Любочка Савичева этого не знала. Никогда и никому он не позволил бы собой управлять. Возможно, это болезненная гордыня, но уж он таков, какой есть! И даже желанная женщина не властна заставить его делать то, чего он не хочет… Однако существовала и еще одна причина, почему Макаров не хотел афишировать свой роман с Савичевой. Надя, Наденька Кондратьева! Она так любит его и так восхищается им! Это ее разочарует… А для Макарова даже мысль об этом была непереносима!
Он чувствовал, что находится почти в тупике. В этот тупик он сам себя загнал, но ведь он был готов оставаться там – по крайней мере, какое-то время. И понимал, что на самом деле времени у него нет, что сила инерции уже уступает место какой-то иной силе… Может быть – центробежной? И его раскручивает все сильнее и сильнее и вот-вот вышвырнет куда-то… Нет, он не хотел подчиняться даже законам природы, он может и должен сам все решить. Нет ситуации, из которой невозможно выйти достойно! Он еще, правда, не знает, что делать и как. Но верит: будет какой-то знак свыше, какой-то толчок…
И наступил вечер, события которого Макаров принял за волю провидения. Пусть сначала происшедшее показалось ему роковой и трагической случайностью! Но ведь потом все складывалось, точно узор в мозаике – стеклышки разрозненные, а орнамент выходит гармонично-совершенный. В какой-то момент он понял это и поверил в это…
На бал к Кондратьевым Макаров приехал с небольшим опозданием, но в самый разгар. Танцевал самозабвенно с одной любимой женщиной и с другой, ловил на себе их взгляды, иногда и прямо пересекающиеся на нем. От этого кружилась голова, и какой-то мальчишеский азарт все больше охватывал его. Он давно не испытывал такого подъема, такого искреннего веселья и такого авантюрного, хмельного жара в крови. А когда ввел из сада в залу Наденьку и закружился с ней в полечке, на него вдруг совершенно неожиданно сошло чувство умиления. Он видел танцующую впереди Веру, сзади – кружащуюся Любочку, а в объятиях у него была его тайная мечта – Наденька! И Макаров подумал: «Вот они все – три женщины моей судьбы. Вера – моя душа, Люба – мое тело, а Наденька – мое вдохновение!..»
А потом Люба шепнула ему:
– Я буду на даче! Жду!
В первое мгновение Анатолий хотел сразу же отказаться: «Нет, сегодня не могу…» Но хмельной азарт бродил в нем, от Любочкиного взгляда кровь закипела, и ему так захотелось ее невероятных постельных фантазий! И особенно когда он увидел, что в одну коляску с ней сели два провожатых – оба потенциальные женихи. Теперь к азарту прибавилась злость. И когда Вера озабоченно сказала:
– Кто же провожает Любочку? – он желчно ответил:
– Не беспокойся, претендентов предостаточно!
И даже не заметил, как жена, чуть закусив губу, сощурила глаза.
Макаровы жили на самой респектабельной улице города. Правда, здесь не стояли усадьбы городских богачей – они занимали большие площади и располагались каждая сама по себе. Исправник с женой жили в его фамильном особняке – скромном, однако очень изящном и уютном двухэтажном доме. Анатолий Викторович предлагал жене приобрести что-нибудь посолиднее: средства у них были – и его собственные, и немалое приданое Веры. Но она отказывалась, говорила:
– Простор нужен для детей. Но у нас их нет, а нам с тобой и здесь хорошо, привычно. Я очень люблю этот дом.
Макаров не настаивал, ему самому не хотелось покидать знакомые с детства стены. Позади дома у них были небольшой сад и цветник, они радовали глаз и не доставляли больших хлопот.
От Кондратьевых ехать было недалеко, минут через пятнадцать они уже были дома. Прислугу они держали приходящую, ночевать никто не оставался.
Макаров уже зажег лампы в прихожей и в обеих смежных спальнях на втором этаже, теперь вольно раскинулся в кресле с легкой улыбкой.
– Я вижу, как ты устала, – сказал он Вере. – Прими поскорее ванну и ложись спать. А я уже после…
– Я не устала. – Вера присела на подлокотник его кресла, и Анатолий тут же обнял ее за талию, прижавшись головой к теплому боку. – Но у меня и правда болит голова… А какой был славный вечер! Давно я так не веселилась.
– Да, Сергей постарался, об этом празднике еще долго будут вспоминать. Но мне кажется, он не столько для жены весь этот шик устроил, сколько для дочери – чтобы Надя не заскучала здесь, в Белополье, после столицы.
– С чего ты взял? – удивилась Вера. – Конечно, Надюша здесь всего только месяц, но я не замечала, что она скучает. А уж сегодня особенно!
– Что да, то да! Сегодня вокруг нее прямо хороводы кавалеров вились! Было бы кто, а то – статистик, кропающий вирши!..
– Милый мой! – Вера положила ладонь на его густые волосы, слегка потрепала их. – Ты так говоришь, словно ревнуешь Наденьку!