Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это я и без тебя знаю, коза рыжая! Где Лидка-сука? Он правду говорит?
– Сейчас… Свет зажгу…
Машенька вновь принялась шарить на полочке у печки, отыскивая еще одну коробку спичек. Прежняя осталась на столе.
– Сейчас…
– Да скажешь ты мне наконец, где Лидка? – всерьез разозлился Кит.
– Нашла!
Она чиркнула спичкой, вновь загорелась свеча. Колеблющийся огонек поплыл в комнату.
– Что там? – нетерпеливо спросил Кит.
– Она лежит на полу, – дрожащим голосом сказала Машенька. – Там кровь… Много крови… Рядом лежит топор… Она… Она умерла…
– Врешь! – не своим голосом заорал Кит.
– Иди сам посмотри!
– Дай сюда свечку!
– Нет! – взвизгнула Машенька. – Ты хочешь, чтобы я осталась с ним наедине?! В полной темноте?!
Отчаянно ругаясь, Кит кинулся к буфету и нашел там коробку со свечами. Свет в деревне Выселки гас часто, особенно в непогоду, и это уже никого не удивляло. То молния ударит в трансформатор, то сгнившее дерево упадет на провода, то понаедут дачники и включат все какие есть обогреватели и электрические плиты. Перегруженная сеть зачастую не справлялась, и свет в деревне гас. Поэтому в каждом доме имелся солидный запас свечей, а у Лидии с Китом была и керосиновая лампа. Но о ней сейчас забыла не только гостья, которая в такие ситуации уже не раз тут попадала, но даже и сам хозяин.
– Зажги мне свечу! – отчаянно заорал он, обращаясь к Машеньке.
– Сам зажги! – огрызнулась та. – Я тебе не слуга!
– У меня ружье в руках! Он только того и ждет! Хочешь, чтобы он и нас с тобой грохнул?!
– Я уже не знаю, кого бояться!
– Зажги мне свечу!!!
– Нет!!!
– Перестаньте орать! – спокойно сказал Тычковский. – Я могу зажечь свечу.
Он пружинисто поднялся и подошел к столу, где среди прочих вещей лежал коробок спичек. Тычковский заметил и нож, оставленный Машенькой.
– Давай сюда свечу, – сказал он Киту.
– На, – тот бросил свечку на стол. Она со стуком упала рядом с ножом, покатилась и замерла на самом краю.
– Ты и спать будешь с ружьем в обнимку? – насмешливо спросил Тычковский, чиркнув спичкой.
Света в комнате стало чуть больше.
– Поставь ее в стакан! – скомандовал Кит.
Как только Тычковский отошел от стола, он кинулся к стакану с горящей свечой, схватил его и ринулся в кухню, а оттуда в сени.
– Я с тобой! – отчаянно закричала Машенька. Ей в ответ хлопнула дверь.
Машенька метнулась к выходу, а Тычковский проворно схватил со стола нож и бросился ей наперерез.
– Куда?!!
– Не трогай меня! – завизжала Машенька. – Пусти!!!
Схватив девушку и крепко прижав к себе, Тычковский приставил к ее нежной шее ржавый нож и угрожающе сказал:
– Не дергайся. Ты останешься здесь.
– Отпусти меня!
– Для самоубийцы ты слишком уж нервная. Другая бы сказала: давай режь. Освободи меня от кошмара под названием жизнь.
– Отпусти! – задергалась Машенька.
– Нож ржавый, – предупредил Тычковский. – В царапину попадет инфекция, начнется воспаление, и вся твоя кожа покроется отвратительной сыпью. Ты будешь еще уродливей, чем сейчас.
– Нет! – отчаянно закричала Машенька. – Только не это!
– Успокойся и подумай о своих ногтях. О своей загрубевшей коже. О своей прическе. О том, какая ты будешь страшная, если меня не послушаешься. Ну? Подумала?
– Да.
– И что надумала?
– Я буду тебя слушаться.
– Вот и отлично.
Он разжал руки. Машенька не двигалась.
– Сядь, – велел ей Тычковский.
Она покорно опустилась в кресло и замерла, сложив руки на коленях, как послушная ученица.
– Вот и умница. Если ты будешь меня слушаться, все будет хорошо. Как и с твоей подругой.
– Зачем ты ее убил? – Машенька вдруг расплакалась. – Кто ты вообще такой? Что ты к нам привязался? Чем тебе помешала Лида?
– Она меня разоблачила. Оказывается, она знала все с самого начала.
– Разоблачила? – от удивления Машенька даже перестала плакать.
– Мы с ней поговорили по душам и выяснили, что у нас много общего. Шесть лет назад погибла ее шестнадцатилетняя дочь.
– Я знаю. Лида после этого попала в больницу, где мы и познакомились. Она говорила, что я напоминаю ей Катю.
– А ты знаешь, как это было?
– Она сказала: несчастный случай.
– Она просто не могла сказать правду. Это слишком больно, потому эти воспоминания блокированы в ее памяти. Но вчера ей пришлось вспомнить все. Вследствие чего и произошел нервный срыв.
– А что случилось шесть лет назад? – дрожа, спросила Машенька.
– Ей стало плохо в зале заседания, когда зачитывали приговор. До этого она как-то держалась, надеялась, что преступнику дадут высшую меру. Но у нас мораторий на смертную казнь. Она об этом знала, но все равно надеялась. Верила до последнего, что из любого правила есть исключения. В старых газетных вырезках, которые она так яростно кинулась спасать, были статьи, в том числе и о ее дочери. И фото. Она их хранила.
– А я-то думала, что Катя попала под машину, – растерянно сказала Машенька. – На ее памятнике написано: трагически погибла. Мы с Левой не раз возили Лиду на кладбище. Несчастье случилось в тот год, когда я первый раз загремела в больницу. Вскрыла себе вены из-за несчастной любви.
– Многие так думают: авария. Или в реке утонула. Несчастный случай. На самом деле дочь Лидии стала жертвой маньяка. А начиналось все с банального знакомства по Интернету…
– Нет! – вздрогнула Машенька.
– Что ты об этом знаешь? – вскинулся Тычковский.
Заскрипели дверные петли, за занавеской появился колеблющийся свет. Машенька замерла.
– Потом договорим, – торопливо сказал ей Тычковский. – Сейчас надо разобраться с ним.
В комнату неверной походкой вошел Кит. В одной руке он держал свечу, в другой по-прежнему сжимал ружье. Лицо у него было растерянное.
– Как же так? – он с недоумением посмотрел на Тычковского. – Ты зачем это сделал, а?
– Потому что я маньяк. А что тебя так напрягает? Тебе же работы меньше. Осталась только Тонька-падла.
– Нет, так нельзя, – нахмурился Кит. – Меня ж опять посадят. Так я до Тоньки не доберусь. Стой! – он наморщил низкий лоб. – Не посадят. Ты скажешь, что это ты ее убил.
– Скажу, – кивнул Тычковский. – Если ты опустишь ружье. Потому что, если ты меня убьешь, я уже никому ничего не скажу.