– Ты отказываешься? – Хаунт удивился. – Действительно?.. Но ты своим отказом убиваешь этих людей.

– Нет! – твердо сказал Чес. – Это ты их собираешься убить. А я отказываюсь убивать те тысячи, что погибнут, если я верну в мир Тарсию.

– Черт! Черт! Черт! – Хаунт разъярился. – Все равно ты пойдешь со мной! Сейчас же!

– Нет! – Чес покачал головой. – Ты можешь убить меня, можешь забрать Талисман, но ты не в силах заставить меня делать то, чего я не хочу.

– Так или иначе я добьюсь своего! Я сломаю тебя! – забыв обо всем, Хаунт шагнул к стоящему возле калитки Чесу. – Я сниму с тебя кожу, вытащу ногти. Ты не вынесешь пыток, ты пойдешь со мной…

Путь Хаунту преградил Кирк.

Лежавший в пыли крестьянин поднялся на ноги, поднял выроненную дубинку и отбежал в сторону. Толпа нерешительно попятилась. Люди смотрели на Хаунта, на Чеса, на Кирка. Простые крестьяне, не воины, даже не охотники. Их было много, но они не знали, что делать. Они боялись Прирожденного. Хранитель Талисмана был для них чужаком. Воин – пришлым незнакомцем… Но пожилая женщина, истекающая кровью, потерявшая сознание, оставленная ими на дороге, была их соседкой… И люди остановились в отдалении, пока еще нерешительные, и что-то шевельнулось в их душах, и они потупили глаза, и увидели свои руки с зажатыми в кулаках ножами, топорами и палками. И толпа забормотала, затопталась на месте, задышала, припоминая и брошенного в пыль селянина, и ранение женщины, и коня, ворвавшегося в деревню, едва не потоптавшего людей…

На горячей дороге перед толпой лежал мертвый пес. Вытянул лапы, оскалил клыки. Над ним вились разбухшие сытые мухи, садились на раны, ползали в шерсти.

Взбесившийся пес.

И убитый…

Кирк преградил дорогу разъяренному Хаунту. Он сделал быстрый выпад-укол, но Прирожденный легко отбил клинок, парируя направленный в незащищенное горло удар. Чес отступил, давая бойцам простор. Он оглянулся на дом, на ступени крыльца. Сейчас у него была возможность уйти. В дом к учителю.

Но он не мог. Не мог оставить друга…

Меч Кирка был значительно короче, чем оружие Хаунта. Да и кожаные, проклепанные металлическими пластинками доспехи не шли ни в какое сравнение с отличной длинной кольчугой на теле Прирожденного. На целую голову Хаунт был выше Кирка, а ведь Кирк никому не казался маленьким.

Сшиблись в воздухе мечи, высекая искры. Зазвенела, загудела вибрирующая сталь.

– Ты умрешь! – прорычал Хаунт.

– Я уже однажды умирал. Это не страшно, – ответил Кирк.

Противники вышли на дорогу. Глядя друг другу в глаза, заходили по кругу. Мечи чуть склонились, нацелившись остриями в лицо врага, выжидая.

Хаунт сделал обманное движение корпусом, качнулся вправо, а сам отступил влево, полоснул лезвием на уровне живота. Кирк отпрыгнул. И вновь противники закружили на месте. Атакующий всегда больше уязвим. Он открывается в момент атаки. Это знали оба, и Кирк, и Хаунт. И потому они не спешили, выжидая удобного момента, ошибки или неверного движения.

Вновь с лязгом сшиблись клинки.

Словно два хищных зверя, кружили на месте бойцы, неотрывно глядя в глаза друг другу. Каждый изучал противника, его манеру боя, его движения, короткими выпадами и легкими ударами прощупывал оборону.

Хаунт не хотел рисковать. Он был уверен в своих силах, он знал, что никто из обычных людей не может сравниться с ним в поединке на мечах. Но он осторожничал, потому что неоднократно видел, как слабые побеждают сильных. Хаунт накрепко запомнил правило, что сказал ему однажды мастер фехтования, у которого он время о времени брал уроки: лучше переоценить противника, чем себя, лучше недооценить себя, чем противника…

Кирк отлично понимал, во что ввязался. Он не питал никаких иллюзий и не надеялся на чудо. Но шанс на победу был. Ничтожный шанс. И, кроме того, он дал слово…

Кирк увидел или, скорее, почувствовал, что противник сейчас бросится в атаку. Чуть сузились зрачки, неуловимо напряглось лицо, замерло дыхание, меч немного отклонился в сторону, ноги сдвинулись на сантиметр. Все это отметило подсознание Кирка, и он, ни секунды не мешкая, бросился на врага. Хаунт, застигнутый нападением врасплох, отступил, парируя серию молниеносных ударов. Дважды меч Кирка коснулся груди противника. Но кольца кольчуги были крепки, и Прирожденный остался невредим. Легким боковым движением Хаунт ушел с линии атаки, вновь принял стойку, поднял меч, ухмыляясь.

– А ты неплохо дерешься, воин. – Он нанес два сокрушительных диагональных удара. Скрутившись корпусом, Кирк успел увернуться от первого, под второй подставил клинок. Принятый на лезвие удар был настолько силен, что рука, держащая меч, сразу онемела. Рукоять едва не выскользнула из ослабевших пальцев. Хаунт размахнулся, готовя третий мощный удар, и Кирк был вынужден отскочить. Клинок Пророжденного просвистел перед его лицом, едва не оцарапав кожу.

– Как тебе это? – захохотал Хаунт. Он, давая отдых своему противнику, легко поигрывал мечом, жонглировал, перекидывая его из руки в руку. Прирожденный забавлялся.

Кирк, поймав мгновение, когда оружие соперника порхало в воздухе, метнулся к врагу, пригибаясь, и круговым маховым движением своего меча попытался подсечь его ноги. Хаунт подпрыгнул, и тяжелый клинок просвистел под ним, скосив по пути обглоданный куст репейника.

Кирк выпрямился и нанес размашистый удар сверху. Прирожденный без труда отбил его и перешел в контратаку…

Чес стоял возле забора и следил за боем. Он видел, что Кирк устал. Что каждый его новый удар слабее, чем предыдущие. Что ноги его не так быстры, как в начале схватки. Что ему все трудней парировать мощные атаки неустанного забавляющегося Хаунта. Но чем он мог помочь своему другу? Ведь он никогда не был бойцом. Он – Хранитель Талисмана. Он лекарь. Он ходит по миру и помогает людям. Разным людям. Всем…

Чес перевел взгляд на стоящую в отдалении толпу.

Люди тоже наблюдали за поединком. Среди них был мальчик со шрамом на шее, спасенный им паренек. И его мать рядом. И молодой мужчина с разбитым лицом и зажатой в кулаке дубинкой. И Анерта с распущенными по сутулым плечам пепельными волосами. И прочие: кто с колом, кто с ножом; с топорами, с вилами, с косами. Они выбежали на улицу, когда пес грыз мальчика, вооружившись чем попало, а теперь стояли молча, потому что эта драка их не касалась. Что им дела до двух незнакомцев? До трех. Пусть даже этот третий – Хранитель Талисмана, их бывший земляк. И что с того?

Они лишь слышали о нем.

Они никогда его не видели.

Он чужак здесь.

Эта драка их не касается.

Не касается?!

В пыли лежала женщина. Жива ли она еще? Пыль под ней пропиталась кровью.

Гудели мухи.

И поодаль валялся мертвый пес…

Чесу было горько.

Неужели, делая добро, он ничего не доказал людям? Неужели мерзавцы, спасенные им от смерти, так и остались мерзавцами? Так ничего и не поняв…