И голоса смолкли – в изумлении, надо полагать. Преследователи тоже увидели замок.

Очень осторожно Слейтон сместился влево, спрятавшись за разлапистым кустом. Отсюда ему сносно были видны и здание и группа.

Люди, естественно, какое-то время свыкались с внезапной реальностью. Свыклись вроде бы. О чем-то оживленно потолковали, жестикулируя, и с заметной оглядкой двинулись вперед, расположившись по всем правилам походно-боевого движения колонной.

Страхуя друг друга, держа оружие на изготовку, немцы приблизились к зданию. Ничего с ними не произошло. Группа приостановилась у крыльца, озираясь. И вот первый ступил на это крыльцо, широкое и низкое, в две ступени. В руках он держал автомат и потому массивную двустворчатую дверь толкнул ногой – обе половинки распахнулись с неожиданной легкостью. Автоматчик постоял, всматриваясь, вслушиваясь, затем, не оборачиваясь, махнул рукой: пошли, мол. И вошел в проем.

Остальные гуськом потянулись за ним, по очереди вошли в замок, и…

– И? – переспросил Симпкинс.

– И все, – сказал Слейтон.

Все – значит, все. Никогда больше Слейтон не видел этих людей, да и бог знает, видел ли их еще хоть кто-то.

Поудобнее устроившись в кустах, Слейтон терпеливо наблюдал. Хотелось есть, хотелось пить, но он не покидал наблюдательный пункт. Шли часы, лес жил своей жизнью, пролетали порывы ветра, откуда-то доносились противные крики всякой живности. И вот долину стали обволакивать сумерки… Решил, что пора возвращаться, темнело быстро, а ночь в здешнем лесу – дело, мягко говоря, невеселое.

Успел вернуться дотемна. Племя, завидев президента, пустилось было от счастья скакать и горланить всем наличным составом, но вождь довольно строго пресек восторги, заявил, что хочет ужина, отдыха и тишины, так как очень устал – делал важные дела. Заодно спросил, не слышал ли кто необычных звуков, разумея выстрелы.

Оказалось – слышали, но не поняли, конечно, что это. Слейтон постарался объяснить – это, мол, духи неба, грома, все такое. И он, президент, естественно, общался с ними, договаривался, чтобы все было хорошо.

Балбесам-неандертальцам запудрить мозги легко, себе не запудришь… Слейтон все время думал о произошедшем, ожидал продолжения. Продолжения пока не было. Немецкая экспедиция вошла в замок и канула бесследно. Он еще пару раз ходил в Долину, смотрел. Замок безмолвно стоял на месте.

– Менялся? – вдруг спросил Реджинальд.

– Да, – Слейтон взглянул на него серьезно.

Теперь он смотрел внимательно, пристально, и готов был подтвердить, что в замке изменилось число и расположение башен. В прошлый раз, сидя в засаде много часов, он все глаза на замок проглядел и запомнил, что башен этих, разной высоты и несколько разного вида, – семь. А теперь шесть. И расположение иное, и форма. Немного – но иное.

Ученые переглянулись. Бродманн хмыкнул. Хантер тоже.

– Стало быть, – озвучил он мысль, на которую не решились другие, – этот дом тоже из разряда «ближнего зарубежья»?.. Призрак, иначе говоря?

Слейтон внушительно развел руками:

– Ну, вообще-то в этот призрак на моих глазах вошли совершенно реальные люди… а хотя, почему бы и нет? Если это ближнее зарубежье – такая полоса, где… где…

– Где «Я» и «не-Я» практически нераздельны, – четко завершил Гатлинг.

– Выходит, так, – кивнул Слейтон.

Ему совсем немногое осталось рассказать.

После того как экспедиция канула в недрах загадочного замка, вождь пребывал в ожидании того, что продолжение следует. На покинутой им планете явно нащупали африканскую зону как пункт входа в живую Вселенную и теперь вряд ли успокоятся. Это президент сознавал вполне – и никакого ясновидения, простая логика. Популярная индукция.

И она сработала.

Когда племя услыхало отчаянный рев динозавров и массированную пальбу, оно с ожиданием уставилось на вождя. Тот здраво рассудил, что прежнее объяснение: опять чего-то духи неба шумят, гремят – не прокатит, не тот случай. И велел разжечь сигнальный костер, а часть мужчин послал на разведку, посмотреть, что там и как.

Тут и он сам дал маху, поручив своим обалдуям задание не по разуму, и они проявили дурную инициативу, которая наказуема. Люди странного вида, отдаленно похожие на их вождя, не показались опасными, более того, пойдя по звериной тропе, стали рассматриваться как объект охоты. Ну и случилось то, что случилось. Осознание ужасной ошибки, того, что они по глупости подняли оружие не на обычных людей, а на магов, пришло с непоправимым запозданием, когда колдуны обрушили на нападавших страшную мощь волшебного огня.

– Сейчас можете считать, что я принес вам официальные извинения, – устало произнес «президент» и взялся за здоровенный мосол, похоже, неведомо чью берцовую кость.

Реджинальд с Симпкинсом переглянулись. Сыщик едва заметно приподнял правую бровь:

– Принято. Но какие будут дальнейшие предложения?..

– Спать, – кратко ответил Слейтон, вытирая донельзя ветхим рукавом засаленную бороду. – А точнее сказать, отдыхать. День был трудный.

* * *

Улегшись в укромном уголке одной из пещер рядом с Вивиан, Реджинальд почувствовал, что после всего усвоенного сегодня он утратил способность не только говорить, но и соображать. Хотелось осмыслить все, проанализировать, сделать выводы… Но не поддавался материал, застыл огромной информационной глыбой, не расшевелишь. Хотел было пожаловаться Вивиан, но и та казалась утомленной сверх всякой меры, и супруг мудро промолчал.

– Спокойной ночи, дорогая, – только и промолвил, зевая.

– Спокойной ночи, милый, – улыбнулась она с закрытыми глазами.

Он тоже закрыл глаза. И сразу же точно с горы полетел во весь дух.

Почти физическое ощущение. Да и не почти! Летишь по крутой горе, только ничего не видишь – так и влетел в некое пространство, опять же невидимое, но ощущаемое замкнутым. Большая темная комната. Зал.

Реджинальд стоял в этом зале, осваивался с темнотой и мучительно пытался понять, один он здесь или нет – он так привык чувствовать жену как часть себя, что испытывал необходимость убедиться в ее близости.

И пространство не подвело. Оно не просветлело, не изменилось никак иначе, но Реджинальд отчетливо осознал, что жена рядом. И тут же ощутил ее ободряющее прикосновение.

Он ответно сжал ее руку – и это изменило мир. Стало послушно светлеть, Реджинальд начал различать стены помещения, чуть сильнее сжал руку жены…

И вдруг понял, что он в пещере. Лежит. Супруга спит рядом, в его руке его рука. И сразу вспомнил слова Слейтона о смешении пространств яви и сна: ага, вот оно.

Он полежал, не шевелясь, стараясь не разбудить жену и думая о том, что ее рука была абсолютно одинаково реальна в обоих планах бытия… Старался-то старался, но Вивиан проснулась сама. Вздохнула, улыбнулась и, не открывая глаз, сказала: