Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подверглась часовому допросу. Поначалу меня это злило, потому что ничего нового я сообщить не могла. Но, отвечая на вопросы Владана, я понемногу успокоилась. Мы действительно слишком увлеклись первоначальной версией. Только ее и принимали во внимание. Когда в ходе расследования всплыло имя моего мужа, я почти не сомневалась: убийца – он. И причина ясна: Вере стало известно о его темном прошлом. Но даже мои подозрения, по сути, безосновательны. Я узнала голос похитителя. Через столько лет? Допустим… Но все равно всерьез мои догадки никто не воспримет. Так что узнала Вера? Как она вообще могла его заподозрить? Приличного парня, с которым познакомилась через шесть лет после того, как меня похитили. Он был неосторожен и проболтался? Почти невозможно. Но даже если так и подозрения у нее появились, что в этом случае стала бы делать она? Как минимум задала бы мне вопросы: что я помню о похитившем меня мужчине? Не было у нее никаких догадок и быть не могло. Владан прав, Забелин обратился к Савве, потому что мое поведение его задело. Какой-то наглец вертится возле его жены, не худо бы его проучить. А у Саввы с Владаном свои счеты, вот и появился стрелок…
Допрос закончился, но я сомневалась: был ли от этого толк. Однако Владан удовлетворенно кивнул и вновь принялся размышлять.
– Ты дремлешь или вправду думаешь? – съязвила я.
В этот момент дверь распахнулась и в офис вошел худющий парень с тремя коробками в руках.
– У меня посылка для девушки по имени Полина, – радостно сообщил он и бухнул коробки на стол.
Взглянув на них поближе, я начала кое-что понимать, но на всякий случай спросила:
– Что это?
– Мне назвали адрес и имя девушки. Вот здесь записка.
Между коробок торчал лист бумаги, я вытянула его и прочитала: «Ножка у тебя крохотная, но с размером мог напутать. Надеюсь, одна из трех пар все-таки подойдет». Разрезав бечевку, я открыла верхнюю коробку. Так и есть, туфли.
– Красивые, – сказал посыльный и поторопился смыться.
А я вертела туфли в руках. Открыла две другие коробки. Туфли одинаковые, размеры от тридцать пятого до тридцать седьмого. Тридцать шестой как раз мой.
– Узнаю бывшего дружка, – с усмешкой наблюдая за мной, заметил Владан. – Бад все делает с размахом.
– Я его об этом не просила, – возмутилась я.
– Хочешь вернуть подарок?
– Для этого как минимум надо встретиться с ним еще раз, а я этого делать не собираюсь. – Я рассовала туфли по коробкам и сказала сердито: – Вынесу их на помойку.
– Не глупи. Тебе ведь они понравились.
– Мне не нравятся подарки от типов вроде Бада. И перестань ухмыляться. Когда я согласилась с ним поужинать, понятия не имела, кто он такой.
– Как знаешь, – пожал Владан плечами.
– Ты собирался задать вопросы знакомым Веры, – напомнила я.
– Тебе со мной ехать необязательно. Похоже, чувствуешь ты себя неважно.
– Нормально я себя чувствую, – отмахнулась я.
Первым в нашем списке был, конечно, Юрка. Я позвонила ему, он откликнулся на просьбу встретиться с Владаном с большим энтузиазмом и через полчаса уже был в офисе. Подробно отвечал на все вопросы и так таращился на Владана, что тот не выдержал, кивнул мне, предлагая ненадолго уединиться, и, когда мы оказались на крыльце, спросил, косясь в сторону Юрки:
– Он что, голубой?
– Нет, в этом смысле с ним все в порядке. Просто наслушался рассказов о тебе.
– Каких еще рассказов?
– Героических. Ты для него помесь Че Гевары и Штирлица, вот он и пялится на тебя.
– Идиот, – буркнул Владан и вернулся за стол, к большой Юркиной радости.
Выпроводив моего друга, мы отправились на следующую встречу и носились по городу до самого вечера. Еще раньше я обратила внимание, что Владан не делает никаких записей, то ли на свою память рассчитывал, то ли не было в ответах ничего, с его точки зрения, интересного. Если честно, во всех этих беседах я не видела никакого толку. Вопросы Владан задавал приблизительно одни и те же, полгода назад их уже задавали следователи, но Владан был на редкость терпелив и даже въедлив.
Когда мы вернулись в офис, я едва держалась на ногах от усталости, а голова раскалывалась от боли, может, тому виной были ночные радости, а вовсе не долгие беседы, но мне от этого не легче. Я устроилась на диване, блаженно вытянув ноги и прикрыв глаза. Владан сел за стол, потянулся к ящику, куда в прошлый раз убрал виски, но, покосившись в мою сторону, только вздохнул. Закинул ноги на стол и уставился в потолок.
– Ты из каких соображений держишь дверь открытой? – спросила я.
– А чего здесь брать? – удивился он. – Ни секретных бумаг, ни ценных вещей. Если только ноутбук, но там лишь игры да записи футбольных матчей.
– Но дверь, в принципе, запирается?
– В принципе – да, если ключи отыскать. А что?
– Собираюсь тут заночевать. Дома мне делать все равно нечего. Будет кому завтра принести тебе кофе и яичницу.
– Обойдусь.
– Не сомневаюсь. Но лучше держаться поближе к тебе. Не то опять глупостей наделаю.
Владан поднялся из-за стола и подошел ко мне:
– Хватит валять дурака. Вставай, я тебя отвезу…
– Не хочу. – Покачала я головой. – Мне здесь спокойней, – я чуть сдвинулась в сторону, и он сел на диван, сцепив руки на коленях. – Вчера я пошла за тобой, – тихо сообщила я. – Так вы теперь живете вместе?
– Моя квартира напротив.
– Это хорошо. Хорошо, что пока не съехались. Вдруг у меня есть шанс? – Я думала, он начнет возражать по обыкновению, но он молчал, и это прибавило мне сил или нахальства. – Я не верю, что ты ее любишь. Не хочу верить.
– А я этого и не утверждал.
Я вздохнула, поворачиваясь на бок и глядя на Владана, который смотрел куда-то в пол. Слезы закипели в глазах и потекли по щекам.
– Все дело в той девушке, да? – Я очень боялась задать этот вопрос и все-таки задала. Боялась, что кроме Марины есть еще соперница, куда более серьезная. С теми, кто живет лишь в памяти, соперничать бессмысленно. Они навсегда останутся лучшими. Идеальными… А я… я не могу быть идеальной, ни один живой человек не может.
– В какой девушке? – Владан повернул голову, с недоумением взглянув на меня.
– Девушка, которая была с тобой там. И погибла.
Он криво усмехнулся:
– Уверен, всю эту чушь по пьянке Флинт выдумывает, а дураки его слушают.
– Тогда кто? – Я коснулась рукой его волос, зная, что он вряд ли ответит.
– Мать, – почти беззвучно, одними губами, сказал он.
А я растерялась, не понимая, что он имел в виду. Он отвел взгляд и заговорил, медленно, точно каждое слово давалось ему с большим трудом: