Сначала он хотел обмануть Бельскую известием об освобождении Ядвиги из рук шайки литовских разбойников и убедить ее, что родовой замок был захвачен переодетыми литвинами. Но вряд ли она поверит в эту сказку. А может быть, поступить иначе, сыграв втемную? Предложить Зосе вернуть Ядвигу, но только в обмен на сведения о драгоценных книгах. Что ж, это куда более выигрышный ход.

Известие о событиях, происшедших в монастырском замке, доставил графу рябой гонец, когда до поместья Бельских было уже рукой подать. Выслушав гонца, Брауншвейг схватился за голову. Все планы в отношении приглашения великого комтура в Штейнгаузенский замок летели в тартарары.

— Сколько было нападавших? — нервно уточнил он у гонца.

— Около сотни… — потупив глаза, соврал тот.

— А если точнее? — не поверил командор. — Говори правду, сын свиньи и огородного пугала!

— Девяносто…

— Еще точнее!

— Но мы же с ними справились! Они едва унесли ноги… А когда мы ударили по ним из мортир, то от них вообще полетели пух и перья! — Рябой гонец не смел признаться, что во время боя основная часть монастырского гарнизона пьянствовала в монастырском погребе.

— Кто нападал?

— Вот кто, — гонец протянул сломанную стрелу.

Граф по наконечнику и оперению стрелы сразу догадался:

— Стало быть, псковские лучники… И ты смеешь утверждать, что их было девяносто?

— Никак не меньше восьмидесяти, мой господин! — снова затараторил гонец.

— Значит, вы с ними справились? Какой ущерб нанесли нападавшие? — строго осведомился граф.

— Убитых десять, раненых — двадцать пять…

— Захватили зачинщиков?

— Вы же знаете, что эти русичи живыми не сдаются!

— Знаю, черт бы их подрал! И даже помню, как досталось нашему ордену от них в ледовом сражении на Чудском озере…

И тем не менее вы обязаны были захватить пленных. Хотя бы одного! Мы бы тогда смогли выставить князю Скиригайле хороший счет… Тогда бы он стал уж куда сговорчивее в отношении уступок своих земель нашему ордену. Ладно, достаточно будет, если мы доставим ему хотя бы тела убитых лучников из его собственной гвардии…

— Увы, милостивый господин!

— Что еще?!

— Вы же знаете, русичи не оставляют убитых на поле брани…

— Да, твоя правда… — пробурчал Брауншвейг и глубоко задумался.

Библиотека Бельских нужна была теперь ему как никогда. Только она могла охладить гнев великого комтура, когда до него дойдут сведения о бое с гвардией Великого князя литовского. Он-то рассчитывал на совместный с литвинами поход на Русь. А что теперь? Теперь придется сделать ход конем и повернуть оружие против самого Скиригайлы, засевшего в Витебске. Значит, нашим союзником будет не кто иной, как князь Витовт. О походе на Русь пока придется забыть!

Что же касается переговоров с дочерью Бельского, то они так и не состоялись. Графу сообщили, что молодой хозяйки нет дома. «Она отправилась в Трокский замок по приглашению князя Витовта», — доложил Брауншвейгу дворецкий.

«Опять Витовт! — подумалось графу. — Нет, определенно все складывается в его пользу. Если Бельская передаст библиотеку князю, то нам тем более есть смысл поддержать его в походе на Витебск. Хотя бы только из-за «Синайского кодекса» и «Апостола»!.. Право же, книги этого стоят».

— Сейчас же направляемся в Мариенбург! — распорядился он.

Затем, подскакав к крытой повозке, в которой везли Ядвигу, елейным тоном сказал ей:

— Я решил дать тебе, прекрасная паненка, возможность повидаться с твоей подругой, Зосей Бельской. Она сейчас гостит у князя Витовта! Ты должна будешь спросить у Зоси, где хранятся сокровища ее отца. Если ты узнаешь это, то получишь от нашего братства великие дары.

— А если не узнаю? — дерзко спросила Ядвига.

— Красавица! Тогда я тебе не завидую. В этом случае ты заживо сгниешь в монастыре Святой Клариссы. Там умеют обращаться с непослушными девчонками. Помни это! И не реви… Тебя будет сопровождать отец Пауль. Будь с ним полюбезнее, если не хочешь меня огорчить…

Граф отвернулся от девушки, не заметив, что в ее глазах на этот раз не было даже слезинки. Наоборот, в них блеснула холодная ненависть. Но она сдержалась, может быть, в последний раз…

В Трокский замок Ядвига, сопровождаемая братом Паулем, прибыла в одно время с сотником Олексой и его лучниками. Встреча с тем, кто любил ее больше жизни, прошла безрадостно: заливаясь слезами, Ядвига поведала ему историю своего похищения. На что Олекса умолял ее забыть об этом несчастии, как о дурном сне.

— Думай только о том, что я люблю тебя! — сказал он.

— Нет, милый мой, — ответила Ядвига. — Оставь меня навсегда. В монастыре я дала обет служения Господу Богу. Теперь я Христова невеста и никто не сможет повлиять на мое решение…

Вот и еще одна жизнь была загублена во цвете лет. Душа Ядвиги больше не принадлежала этому порочнейшему из миров. Она больше не верила людям. Она верила только Господу Богу».

(Из записок лейб-медика польского королевского двора пана Романа Глинского.)

Первым упал Мефодий по кличке Пузо — пуля разорвала ему шею.

Как по волшебству, из подвод посыпались стрельцы, скрытые до этого под холстом и рогожей, а в руках фальшивых «купцов» появилось оружие.

То, что началось потом, больше походило на обычное убийство, чем на честный бой. Слишком легкой виделась разбойникам добыча, слишком они были самонадеянны и обескуражены неожиданным обманом, чтобы быстро собраться, перегруппироваться и оказать достойное сопротивление. Начался настоящий разгром.

Вот удар сабли пронзил насквозь Косорукого Герасима — тот упал, судорожным движением вцепившись в кошель. Предсмертная гримаса исказила его лицо, и душа отделилась от тела, чтобы ухнуть в черную бездну ада и пройти по страшной дороге, о которой не дано знать смертным.

Еще один разбойник, сумевший отразить удар алебарды, пал, сраженный выстрелом в живот. Гибли лихие люди один за другим. Иные пытались бежать в ужасе, и смерть настигала их ударом в спину. Другие бились, чтобы встретить ее лицом к лицу, и умирали, так и не разобравшись, где свои, а где чужие. Смерть парила над этим медвежьим углом и собирала свою страшную дань, которую испокон веков платили ей люди за свою алчность и злобу.

Дольше всех держался татарин. Маленький, жилистый, увертливый, он ловко отбивался сразу от троих нападавших. Его кривая сабля мелькала с такой быстротой, что ее едва было видно. Он ловко уходил от ударов и разил в ответ.

— Вот так, шакал! — крикнул он и еще добавил пару слов на своем тарабарском языке, когда один из наседавших на него стрельцов упал, заливаясь кровью.