— Да, — ответила она. — Лило как из ведра.

— А, — уклончиво произнесла я. — Мистер Матт Уилмотт заходил забрать почту? Вероятно, ему приходило до востребования.

Я сразу же поняла, что зашла слишком далеко.

— Прости, детка, — сказала мисс Кул с едва слышимым фырканьем. — Нам не позволено давать подобную информацию.

— Он продюсер с «Би-би-си», — сказала я, нацепив свой лучший подавленный вид. — Довольно известный, кстати. Он отвечает — во всяком случае раньше отвечал — за телепрограмму мистера Порсона, «Волшебное королевство». Я надеялась взять у него автограф.

— Если он зайдет, я передам ему, что ты просила, — сказала мисс Кул, смягчаясь. — Не думаю, что мне уже доводилось видеть этого джентльмена.

— О, благодарю вас, мисс Кул, — пролепетала я. — Я ужасно хочу добавить парочку личностей с «Би-би-си» к своей маленькой коллекции.

Иногда я ненавижу себя. Но недолго.

— Что ж, похоже, дождь закончился, — сказала я. — Мне правда надо идти. Думаю, моя одежда достаточно высохла, чтобы я могла добраться домой, и я не хочу, чтобы отец беспокоился. У него и без того есть о чем думать.

Я хорошо понимала, что каждый в Бишоп-Лейси знает о финансовых затруднениях отца. Задержки в оплате счетов в деревне — все равно что сигнальная ракета ночью. Я вполне могла записать еще пару очков на свой счет за хорошее поведение.

— Ты такой внимательный ребенок, Флавия, — сказала она. — Возьми еще одну мятную пластинку.

Через несколько минут я была одета и стояла в дверях. На улице выглянуло солнце, и идеальная радуга выгнулась в небе дугой.

— Спасибо за приятную беседу, мисс Кул, и за угощение. В следующий раз я вас угощаю, я настаиваю.

— Езжай домой осторожно, — сказала она мне. — Осторожно, лужи. И не проболтайся — имею в виду о марках. Нам не разрешается пускать в оборот марки с дефектами.

Я заговорщицки подмигнула ей и сделала знак пальцами.

Она не ответила на вопрос, любил ли Робин мятные пластинки, но это не важно, не так ли?

Я хорошенько встряхнула «Глэдис», и капли дождя слетели с ее рамы, как с косматой собаки. Я собралась было ехать домой, как что-то в окне похоронного бюро привлекло мое внимание: на самом деле, не более чем легкое движение.

Хотя «Соубелл и сыновья» были в этом бизнесе на этом самом месте со времен Георга III, лавка на центральной улице стояла скромно и отстраненно, как будто ждала автобуса. Правда, довольно необычно видеть кого-то входящего или выходящего отсюда.

Я неторопливо чуть-чуть приблизилась, чтобы присмотреться, изображая сильную заинтересованность в окаймленных черной рамкой некрологах, выставленных в зеркальной витрине. Хотя я не знала ни единого человека из тех, что упоминались (Дэннисон Чатфильд, Артур Бронсон-Уиллоус, Маргарет Беатрис Педдль), я внимательно вглядывалась в их имена, каждый раз удрученно покачивая головой.

Двигая глазами слева направо, как будто читаю мелкие надписи на некрологах, и фокусируя взгляд на темном интерьере бюро, я смогла рассмотреть, что внутри кто-то говорит, размахивая руками. Это его желтая рубашка и розовато-лиловый галстук зацепили мой взгляд. Матт Уилмотт!

Не успел здравый смысл ударить по тормозам, как я вломилась в лавку.

— О, здравствуйте, мистер Соубелл, — сказала я. — Надеюсь, я не помешала. Я просто хотела зайти и сообщить, что наш маленький химический эксперимент в итоге прекрасно сработал.

Боюсь, я слегка приукрасила факты. Правда заключалась в том, что однажды в воскресенье после утренней молитвы я прицепилась к нему на кладбище Святого Танкреда, интересуясь его профессиональным мнением — как эксперта по консервантам, так сказать, — насчет того, можно ли дешево и сердито добыть действенную бальзамическую жидкость путем сбора, вымачивания, кипячения и дистилляции муравьиной кислоты из большого количества красных муравьев (formica rufa).

Он потрогал пальцем свою длинную челюсть, почесал голову и некоторое время рассматривал ветки тисов, перед тем как ответить, что никогда не думал об этом.

«Надо поискать информацию, мисс Флавия», — сказал он.

Но я знала, что он не будет этим заниматься, и оказалась права. Старые ремесленники бывают ужасно скрытными, когда дело доходит до обсуждения тонкостей их ремесла.

Сейчас он стоял около темной, обшитой панелями двери, ведущей в некую, без сомнения, вызывающую суеверный ужас комнату, за возможность попасть в которую я заплатила бы гинею.

— Флавия. — Он кивнул — несколько осторожно, как я заметила. — Боюсь, ты должна нас извинить, — сказал он. — Мы…

— Ну-ну, — вмешался Матт Уилмотт, — я полагаю, это вездесущая протеже Руперта, мисс…

— …де Люс, — ответила я.

— Да, конечно, де Люс. — Он покровительственно улыбнулся, как будто все знал и просто поддразнивал.

Должна признать, что, как Руперт, этот человек обладал абсолютно великолепным профессионально поставленным голосом: богатый, сладкозвучный поток слов изливался так, будто у него в горле были деревянные трубы органа. «Би-би-си», должно быть, разводит таких людей на специальной ферме.

— Как одна из юных протеже Руперта, так сказать, — продолжал Матт, — ты, возможно, почувствуешь себя спокойнее, узнав, что «Тетушка» — как мы, сотрудники, называем Британскую телевещательную корпорацию — устраивает похороны, достойные ее одной из самых ярких звезд. Не в Вестминстерском аббатстве, понимаешь ли, но в месте, которое уступает только ему. Как только мистер Соубелл доставит… э-э-э… останки в Лондон, начнутся публичные проводы: тело выставят для прощания, возложат венки, краснолицая мать десятерых детей из Уэстон-супер-Мэра встанет на колени у гроба вместе с заплаканным потомством, и все это под телекамерами. Никто иной, как генеральный директор собственной персоной предложил трогательный штрих — установить белку Снодди на пустой перчатке — нести дежурство в изножии гроба.

— Он здесь? — спросила я, делая жест в заднюю часть дома. — Руперт все еще тут?

— Он в хороших руках, — кивнул Матт Уилмотт, и мистер Соубелл с самодовольной ухмылкой слегка поклонился в знак признательности.

Я никогда в жизни ничего так не хотела, как в этот момент спросить, могу ли я взглянуть на труп, но на этот раз мой обычно острый ум подвел меня. Я не смогла придумать ни единого благовидного предлога, чтобы бросить взгляд на останки Руперта, как их назвал Матт Уилмотт, да и неблаговидный предлог сочинить не смогла.

— Как Ниалла это переживает? — спросила я, тыкая вслепую.

Матт нахмурился.

— Ниалла? Она куда-то подевалась, — ответил он. — Похоже, никто не знает куда.