В субботу 30 августа король Ричард, Энн и принц Эдуард подъезжали к Йорку в сопровождении великолепной свиты, которую составляли епископы Вустерский, Ковентрийский, Личфиддский, Даремский, Сент-Асафский и Сент-Дэвидский, герцог Олбанийский, графы Нортумберлендский, Уорикский, Саррейский, Хантингдонский и Линкольнский, камергер двора виконт Ловелл, лорды Стэнли, Дадли, Морли и Скрупы, верховный судья Англии сэр Уильям Хасси, а также другие придворные чины.

Уже в Тадкастере, в 15 километрах от Йорка, кавалькаду встретили два городских шерифа, которые возглавляли длинную процессию, и каждый из них держал в руке жезл — символ их власти. У городских стен в Бреклз-Миллз королевскую семью приветствовали мэр Джон Ньютон и олдермены в алых одеждах, члены совета и видные горожане в красных платьях. Когда королевская чета миновала церковь Святого Иакова и вошла в город через ворота Миклгейт-Бар, ее приветствовали толпы горожан, одетых в синий бархат и серую шерсть. На протяжении всего пути кортеж сопровождали процессии: одна — до ворот, другая — до моста через реку Уз и третья — до центральной улицы Стоунгейт, где мэр произнес приветственную речь и преподнес королю сто марок в золотой чаше, а королеве — сто фунтов золотом на богато украшенном блюде.

Ричарду III прием настолько понравился, что на следующий день он и его советники решили провести церемонию по инвеституре[139] Эдуарда, принца Уэльского, именно в Йорке. В Лондон был спешно отправлен приказ хранителю королевского гардероба Пирсу Куртесу:

«Мы велим и поручаем вам предоставить подателям сего следующие товары для нас. Один дублет пурпурный атласный с подкладкой из холста, с планшеткой; один дублет из темно-желтого атласа с такой же подкладкой; два коротких платья из малиновой парчи, одно с кисточками, и другое с сеткой, выложенной зеленым бархатом. Один корсаж пурпурный атласный; и один корсаж темно-желтый атласный; один плащ с бархатным капюшоном и бантом из черного бархата; одно платье из зеленого бархата с подкладкой из темно-желтого атласа. Один с тремя четвертями ярд шелка с золотом, и столько же черного шелка для наших шпор; два с половиной ярда и три нейла[140] белой ткани с золотом на скатерть; пять ярдов черного бархата на подкладку для платья из зеленого атласа. Один плакард[141], сделанный из той же белой ткани с золотом, пол-ярда и два нейла белой парчи с подкладкой из бортовки. Три пары коротких шпор, позолоченных; две пары длинных шпор, белых, частично позолоченных. Два ярда черной бортовки для различного ремонта. Одно шелковое знамя Богоматери, одно знамя Троицы, одно Св. Георгия, одно Св. Эдуарда, одно Св. Катберта; одно с нашим собственным гербом шелковое. Три герба, отчеканенных из чистого золота для нашей собственной персоны, пять котт для герольдов с подкладкой из бортовки. Сорок шелковых вымпелов для труб, семьсот сорок флажков, триста пятьдесят флажков из тартара[142], четыре шелковых штандарта с вепрем, тринадцать тысяч эмблем из бумазеи с вепрями».

Сэру Джеймсу Тиреллу, теперь главе королевских пажей, а также семи пажам подарили по нескольку ярдов голландской ткани и другие необходимые для церемонии вещи. Всю последующую неделю непрерывной чередой шли празднества. Мэр поддержал честь города, дав для высших сановников двора и лордов два роскошных обеда. В воскресенье 7 сентября перед королем и королевой в главном зале муниципалитета была разыграна любимая постановка Ричарда «Символ веры».

Церемония инвеституры состоялась 8 сентября и была настолько великолепной, что по королевству даже прошел ошибочный слух о вторичной коронации Ричарда III и Энн. В торжественном величии Йоркского собора принцу Уэльскому был вручен золотой жезл, на его голову возложили золотой венок. Из собора Ричард, Энн и их сын шли с коронами на головах среди толпы горожан, которые превозносили добродетели короля Ричарда выше небес. Одновременно с возведением Эдуарда в титул принца Уэльского король посвятил в рыцари испанского посла Сасиолу, своего незаконнорожденного сына Джона Глостерского[143] и нескольких дворян-северян. Спустя десять дней король пригласил в здание капитула Йоркского собора мэра, олдерменов и известных горожан. Поблагодарив их и за их прошлые заслуги, и за оказанный прием, он освободил город чуть ли не от половины налогов, которые ежегодно выплачивались короне.

Во время своего пребывания в Йорке Ричард III учредил в замке Шериф-Хаттон, расположенном в 16 километрах севернее, резиденцию для двоих отпрысков дома Йорков — туда отправился сын герцога Кларенсского восьмилетний Эдуард, граф Уорикский, вместе со своим опекуном Джоном де Ла Полем, графом Линкольнским, а также подобающая их положению свита. Этот двор впоследствии эволюционировал в один из важнейших управленческих органов, созданных Ричардом — Совет севера.

Король одарил местные церкви и религиозные организации, особенно те, которые были связаны с семьями Йорков и Невиллов. Каверхемское аббатство около Миддлхэма получило 20 фунтов на восстановление церкви, часовня в замке Барнард — 40 фунтов и 100 марок; монастырю в Понтефракте, где в течение многих лет после гибели в битве при Уэйкфилде до перезахоронения в Фотерингее лежало тело отца короля, Ричард вернул земли, отобранные Эдуардом IV. Жители Холмферта в нескольких милях к югу от Уэйкфилда получили подтверждение ранее дарованных ежегодных выплат в размере двух фунтов на содержание священника в их приходской часовне, а женский Уилберфосский монастырь около Йорка, пришедший в упадок, значительно расширил свои земельные владения.

В душевной атмосфере, рожденной королевской щедростью и теплым приемом, оказанным королю подданными, Томас Лэнгтон, епископ Сент-Дэвидский, один из самых опытных дипломатов короля Эдуарда IV, писал своему другу Уильяму Селлинджу, приору кентерберийской церкви Христа: «Уповаю на Господа, что уже вскоре, на Михайлов день[144], король должен быть в Лондоне. Он вносит умиротворение в души людей везде, где только ни появляется, лучше любого другого принца. Он дал облегчение многим безвинно страдающим беднякам, которым во время путешествия была оказана помощь или им лично, или по его приказу. И во многих больших и малых городах ему предлагались большие суммы денег, от которых он отказался. По правде, ни один принц не сравнится с ним своими достоинствами. Господь послал нам его ради блага всех нас».