Буквально через час после того, как мы вошли в лес, отказали передатчики. Все. И обычные, и мант-устройства. Техножрецы Лантоя уверяли, что их побрякушки будут работать и в аду. Обманули.

Или ад совершенно не такой, как они представляли.

Может быть, мы действительно побывали в нем.

Сначала исчез подлесок. Сине-зеленая трава пропала. Истончилась, превратилась в полупрозрачные, полные тягучей жидкости нити, обвивающиеся вокруг древесных стволов.

Потом мы стали абсолютно чужими деревья. Не может таких деревьев быть. Неправильные они. Гладкие тонкие трубы, уходящие в небо. Ни сучьев, ни коры, ни следа корней. Слегка качаются от ветра, и тогда слышится тихое бульканье жидкости, медленно текущей по этим трубам.

Шли почти всю ночь.

Под утро остановились, я выслал в стороны две пары на разведку, приказал описать круги вокруг лагеря, и возвращаться. Выставил двоих часовых, остальным приказал спать.

Пока не стало светать, сидел, слушал, смотрел, вдыхал воздух, пытался хоть что-нибудь учуять. Ничего.

Потом принял мерзость, которую для меня варили армейские костоправы, и надел шлем. С этой гадостью внутри и шлемом на голове, я мог существовать днем. Но ощущения, конечно, отвратительные.

Через час разведчики не вернулись.

Я дал команду собираться и отступать.

Помню, один из бойцов упаковывал свой вещмешок и, вдруг, без предупреждения, упал на спину и закричал. На одной ноте. С совершенно неподвижным лицом. Лежал, бессмысленно глядя в одну точку, и кричал «о-о-о-о-о-о-о»…

Это было неимоверно страшно.

Потом его лицо стало, будто, проваливаться внутрь себя. Даже не проваливаться, а… складываться. Словно кто-то складывал по квадратикам дорожную карту. Или игрушечный картонный домик. Тело при этом сохраняло полную неподвижность.

Помню, Дэмьен подскочил к нему, схватил автомат и вещмешок этого бедолаги и одним прыжком оказался рядом со мной. Поглядел на меня и шепнул:

– Ему не поможешь, командир.

И я скомандовал отход. Мы бросили своего товарища. Его тело еще долго было видно между труб-стволов, и мы все слышали это его «о-о-о-о».

Потом мы заблудились.

Даже смешно… Но мы заблудились. Ни единой засечки оставленной нами на стволах, ни одной вешки, никаких мант-маячко что подвешивал Дэмьен.

Мы не понимали, утро сейчас, день или вечер. Через сине-зеленый потолок переродившихся крон лился жиденький мертвящий свет.

Даже я перестал чувствовать время.

Остановились часы.

Мы шли наугад, полностью доверившись Дэмьену. Он говорил что ощущает очень слабые сигналы городской сферы. Как будто город за много тысяч километров от нас. Это было совершенно невозможно, но… Что такое невозможно в мире, куда пришли Боги?

Еще один боец упал и умер. Я вижу это ясно, как сейчас. Упал лицом вниз, вытянулся и застыл. Ни конвульсий, ничего. Вообще, ничего. Просто перестал жить.

Через какое-то время льющийся сверху свет все же померк. Видимо где-то там, в нормальном мире, наступила ночь.

И тогда пришли шепчущие тени.

Марта почувствовала, что страшно замерзла. В кафе было тепло, она крепко сжимала ладонями чашку с горячим кофе, но ее бил озноб. И не было сил пошевелиться. Сейчас существовал только глухой монотонный голос Кинби.

– Мы, четверо оставшихся, стояли, спина к спине, опасаясь включать фонари, а вокруг скользили, сливающиеся с ночной тьмой, тонкие ломкие тени. Они непрерывно шептали, голоса накладывались друг на друга, то взлетая вверх, превращаясь в шепчущий крик, то стихая до чуть слышного шипения.

И, я не знаю, как еще это описать – в них не чувствовалось никаких, понятных нам, эмоций. Так, словно они не подозревали о нашем присутствии и говорили между собой, но, на самом деле, они только играли. Но результат игры не слишком их заботил.

Несколько теней скользнуло вперед, обняли нас и я увидел, как растворяются фигуры моих товарищей. А от меня они отпрянули.

И пропали.

Подняв голову, Кинби оглядел пустое кафе, словно не сразу поняв, где находится. Сделал знак официанту принести еще кофе, дождался, когда на стол поставят чашечку с неимоверно крепкой дымящейся жидкостью, и продолжил:

– Сам я так и не определил, сколько времени бродил там, держась на армейском снадобье днем и злости ночью. Как только наступала темнота, приходили тени и шептали. Сводили с ума. К счастью, – нехорошо ухмыльнулся Кинби и у Марты похолодело внутри, – я достаточно давно мертв и достаточно давно сошел с ума, так что, у них не получилось. А притрагиваться ко мне они боялись. Или не могли, уж не знаю.

Не помню, как оказался на той поляне. Вот, только что, стволы-трубы, глухое утробное бульканье, шепот…

И – идеально круглая поляна, в середине огромное сооружение, похожее на термитник. Белое, ажурное.

Прекрасное, но настолько чуждой красотой, что вызывает отвращение.

Дикая мешанина туннелей, часть их видна – снаружи фрагменты стен отсутствуют. Вокруг овальных входов вьются тени и шепот, шепот… Знаешь, как возле осиного улья. Вроде и негромкий, но настолько угрожающий, что понятно – не приближайся.

В одном из тоннелей, в открытой его части, я увидел Дэмьена. Он лежал, неподвижно глядел в потолок, и кричал. Вокруг покачивались несколько теней, неторопливо, в такт крику.

Наверное, я не слишком хорошо соображал, что делаю. Сорвал с ремня гранату, выдернул чеку, и бросил в одно из входных отверстий. А сам полез по стене этого термитника. Внизу бухнуло, «термитник» вздрогнул. Я был уже рядом со своим товарищем. Поднял, перекинул через плечо и начал спускаться. Дэмьен продолжал кричать. Это меня ужасно бесило, но останавливаться и что-то делать, времени не было.

Потом я бежал и слушал монотонный крик. Мне было страшно опускать его на землю. Страшно заглядывать ему в лицо. Но пришлось это сделать, в конце концов.

Лицо Дэмьена уже стало заостряться, глаза… белок пропал совсем, в никуда смотрели две лужицы тьмы.

Я не знал, как мне остановить все это. Поэтому полоснул себя ножом по запястью и сжал руку в кулак. Кровь у меня течет плохо, каждая капля долго собиралась, висела, потом лениво отрывалась и падала в его раззявленный рот.

Сколько я так сидел, сжимая и разжимая кулак, не знаю.

В конце концов Дэмьен замолчал.

Я поднял его, снова перекинул через плечо, и пошел вперед.